Фея Семи Лесов
Шрифт:
Мне стало страшно и обидно. Его слова я понимала весьма смутно. За что он на меня рассердился?
– Пора ехать, – сказал виконт поднимаясь.
За всю дорогу мы не промолвили друг другу ни слова, не обменялись даже звуком, однако это молчание не казалось мне искусственным или неприятным. Может, и хорошо, что мы молчали. Я быстро позабыла обиду и помнила лишь о том пьянящем, страстном моменте. Море чувств нахлынуло на меня, мне нужно было время, чтобы в них разобраться.
Совсем стемнело, и мы не разбирали дороги: до восхода луны было еще далеко. Наши лошади шли рядом, слегка пофыркивая от
Я размышляла о том, какой опасности подвергаюсь, заезжая в Крессэ. Если кто-то увидит меня, то подумает, что я любовница виконта. Полчаса назад, когда Анри сжимал меня в объятиях, я, кажется, даже хотела ею быть. Но сейчас… Вокруг было темно, сыро. Атмосфера была не та. И я чувствовала, как страсть моя тает, а опасения растут. Нет ли у виконта в мыслях чего-то дурного? Впрочем, ведь у него дома жена.
Поместье Крессэ находилось в мрачной, болотистой местности. Темнота ночи позволяла увидеть, как мерцают на болоте огоньки святого Эльма. Лес подступал к низкой ограде маленького замка: Крессэ был затенен могучими соснами, вязнущими корнями в песке. Стены были так увиты плющом и диким виноградом, что казались ночью черными. Двор, освещенный старинным факелом, почти повсеместно зарос вереском.
– Ах, как у вас грустно, – проговорила я вздрагивая. – Дома ли ваша жена? Или уехала на воды?
– Ее нет, – бросил виконт через плечо. – Идите за мной. Я быстро натянула на себя скромное, темных тонов платье виконтессы, по одному этому наряду понимая, что Крессэ дает не так уж много доходов. Через темный коридор я вошла в мрачный зал дома. Виконт стоял у стрельчатого окна и молча смотрел в ту сторону, где в нескольких десятках шагов возвышалась громада леса. Чуть вдалеке было топкое илистое озеро, которых так много в бретонских краях. Я заметила, что рука виконта, обтянутая перчаткой, слегка вздрагивает, сжимая длинный кнут: недавно прошедшийся по спине герцога де Кабри.
– Да, – глухо сказал Анри, – мой дом не идет ни в какое сравнение с вашим, правда? Давно прошло то время, когда виконты де Крессэ были знатны и богаты.
– Ах, не говорите об этом, – прошептала я с отчаянием. – Я сама жалею, что мой отец так богат; это проклятое богатство отдаляет вас от меня.
– Вы думаете, я вам поверю? Любая женщина, даже самая некорыстолюбивая, предпочтет блестящий замок хижине. Рай в шалаше, любовь в бедности – это, знаете ли, выдумки поэтов, пустяки…
– Но только не для меня, – проговорила я со слезами. – Анри, вы разрываете мне сердце. Почему вы так холодны? Ведь я люблю вас.
– И выходите замуж за герцога! – продолжил он с негодованием в голосе.
Я была готова расплакаться. Почему он так изменился?
– Я сказала, что люблю вас, а вы отвечаете мне упреками!
– Почему я должен верить в вашу любовь?
Я молчала. Вместо того чтобы признаться мне в любви в ответ, он требует каких-то доказательств…
– Почему вы должны верить? Но ведь я готова исполнить любое ваше желание!
– Вы немного не в себе, на вас повлияло недавнее происшествие.
– Вы с ума сошли, Анри… Я люблю вас, понимаете? Последние слова я произнесла почти с гневом за то, что он такой
– Вы прекрасны, Катрин. Вы дочь такого отца. Разве я могу быстро поверить в свое счастье?
Я млела от упоения в его объятиях. Как хорошо, когда он говорит с чувством, когда он не отпугивает меня холодностью и прямотой!
– Как я счастлива, – прошептала я дрожащим голосом. – Вы добрый, Анри… Вы не станете, как герцог, говорить, что ваше отношение ко мне зависит от моего состояния. Вы благородный, вы как герой из рыцарского романа. Вы немого странный, да. Я не знаю, быть может, я вас люблю за вашу странность… О, Анри! Я сама не знаю, за что я вас люблю.
Я говорила поспешно, задыхаясь и жадно хватая ртом воздух, которого почему-то не хватало. Мне хотелось выговориться, выговориться сейчас же, словно кто-то зажимал мне рот. А в голове неслись обрывки мыслей и слов, сбивая меня с толку, оглушая, заставляя путаться и повторяться. Анри молча осыпал поцелуями мое лицо.
– Послушайте! Что из того, что я выйду замуж? Это же случится не сейчас. И я всегда буду любить только вас. Вы мой волшебник, вы подарите мне так много счастья… О Анри, только вам одному будет позволено называть меня Катрин. Для всех остальных я буду Сюзанной. Когда я буду вспоминать о своем третьем имени, о вашем голосе, которым вы его произносили, – я буду плакать от счастья, Анри, как плачу сейчас! Я…
Мне не удалось договорить. Губы виконта, горячие и настойчивые, блуждая по моему лицу, нашли и трепетно прильнули к моим губам, сошлись с ними изгиб в изгиб. Старые своды замка растворились в волшебном сне, вокруг уже не было мрачных стен, а были только двое – я и Анри. Мои губы покорно полуоткрылись ему навстречу, и поцелуй стал так глубок, что это меня почти оглушило. Ошеломленная, потерявшая себя, я чувствовала, как у меня подкашиваются ноги.
Рука Анри, обжигавшая мои обнаженные плечи, мягко потянула верхнюю тесемку корсажа и осторожно коснулась моей груди. Опускаясь губами все ниже, он откинул меня чуть назад, и его горячее дыхание опалило мне кожу. Его губы припали к вырезу корсажа неспешным, ищущим, но настойчивым поцелуем.
Ни в одном романе я не читала о том, что испытывала сейчас. Тело горит как в огне, разум и желание сплетаются в невыносимой борьбе, от которой трудно дышать. А эти губы – на моей груди… Его руки, обнажающие мои руки от плеч до локтя… Волны нестерпимо острого наслаждения захлестывали меня, по телу пробегал трепет, похожий на сладкие судороги. Сознание едва мерцало во мне, жила только плоть – шестнадцатилетняя, невинная, но готовая и жаждущая любви.
Жаждущая? Да, до некоторых пор…
Ласки, так зажигавшие меня доселе, вдруг перестали меня волновать, как только руки Анри спустились ниже, к бедрам, погладили их сквозь платье и подцепили подол юбки… Вот тут-то я и очнулась, и теперь уже не чувствовала ничего, кроме страха. Переходить последний рубеж мне не хотелось. Я любила Анри, но… но… словом, я сама не могла всего понять.
– Нет, – проговорила я, мягко, но настойчиво отталкивая его от себя, – нет, я этого не хочу. Не надо!