Фея Семи Лесов
Шрифт:
Другая фрейлина, Габриэль де Полиньяк, была менее красива и, кажется, менее одиозна. У нее были любовники, но их количество не переходило границы умеренности. Герцогиня очень любила деньги и то и дело клянчила у королевы большие суммы. Она жалела несколько сотен ливров на обучение своей дочери в монастыре, зато с легкостью тратила тысячи на бриллианты, которыми были украшены ее платья, одно роскошнее другого. С виду она казалась очень милой, свежей и пухленькой женщиной, немного даже простушкой, но прятала под этой личиной хитрость и изобретательность. Говорили, она питает большую нежность к своему мужу, Жюлю де Полиньяку, черноволосому мужчине лет сорока, раскладывавшему
Чуть дальше от фавориток королевы находился мой отец, веселый герцог де Шуазель, насмешливо улыбающийся граф д'Артуа и несколько других знатных придворных. За спинкой кресла королевы стоял граф де Ферзен, последняя пассия Марии Антуанетты, и, не обращая внимания на присутствующих, шептал ей что-то на ухо.
Рядом со мной сидели Ломени де Бриенн, архиепископ Тулузский, и две дамы – принцесса Монако и сама графиня д'Артуа. Ее красивый муж не обращал на нее никакого внимания. Склонив над вышиванием худое некрасивое лицо, она не принимала участия в разговоре.
Мария Антуанетта щебетала без умолку – о новых модах в журнале «Магазин де нувель франсэз э англэз», о разорении прусского двора, о дикости российских нравов, о том, что недавно заболела ее любимая швейцарская телка, и о том, что император Иосиф, ее брат, прислал на днях толстую тетрадь с указаниями, как надо править государством, но у нее – вот смеху-то! – совершенно нет сил прочитать хотя бы одну страницу… Да, впрочем, это не так важно – для этого существуют господа Калонн [46] и Монморен, [47] и остальные, вроде графа де Мерси д'Аржанто, а также хранители печати де Барантена; вот пусть они и занимаются государственными делами… Да, она чуть не забыла – уже идут приготовления к балу по случаю дня рождения Марии Терезы или, как ее называют официально, мадам Руаяль. [48] Бал этот будет необыкновенным!
46
Калонн – министр финансов, назначенный благодаря влиянию королевы. Опустошил казну, после чего сбежал в Англию.
47
Монморен – министр иностранных дел.
48
Мари Тереза Шарлотта, мадам Руаяль (1778–1851) – дочь Марии Антуанетты и Людовика XVI, жена герцога Ангулемского.
Я заметила, что ее слушают совсем не так внимательно, как, по моему мнению, должны были слушать королеву; некоторые беседовали совершенно не о том, причем лишь слегка понижая голос. Удивительным было то, что королеве нравилось такое поведение. Может быть, она хотела почувствовать себя женщиной, а не королевой?
Я подумала, что так происходит, наверное, потому, что все мы находимся в так называемом кругу «людей без предрассудков», – сама Мария Антуанетта так нарекла это общество, собирающееся каждый вечер за игорным столом; здесь стираются все ранговые различия.
Я изо всех сил старалась вслушиваться в то, что говорила королева, однако ее речь была так беспорядочна, она так часто обращалась от одного обсуждаемого предмета к другому, что я не успевала следить за ее мыслью и чувствовала, как мои глаза поневоле закрываются. Был уже второй час ночи.
– Моя сестра,
Я едва удерживалась от зевка. Герцог де Мортемар, стараясь меня развлечь, рассказывал мне что-то о Вольтере, но мне все это было уже давно известно, и я скучала; тогда герцог принес мне чашку обжигающего шоколада с кусочком бисквита. Я улыбкой поблагодарила кавалера.
Рука принца Конде лежала на талии принцессы Монако, принцесса де Ламбаль нежно склонила голову на плечо маршалу де Кастри, Водрейль забавлялся с баронессой дю Буабертло, мадам де Гале кокетничала с де ла Вижери, даже плоская, как доска, мадам де Боссюэ нашла себе барона д'Анселя. Все сговаривались о будущих свиданиях и о планах на будущую ночь. Прелестная Соланж де Бельер шептала моему отцу, что будет ждать его у калитки Резервуаров…
Часы в зале Гвардии громко пробили два ночи. Послышались четкие шаги солдат, стук ружей – было время смены швейцарского караула. Я поднялась и незаметно вышла в большой приемный зал. Здесь были сумерки, но в каждой амбразуре окна, в каждой темной нише и укромном уголке притаились влюбленные пары. По тяжелому дыханию и телодвижениям я поняла, что они заняты чем-то весьма интимным, и это меня шокировало.
– Вы удивлены? – спросил сзади чей-то голос. Я обернулась и увидела герцога де Мортемара.
– Признаться, да. Разве нельзя найти более подходящего места для таких занятий?
– Оставьте это ханжество… Через две недели вы ничем не будете отличаться от нас, старых придворных. В Версале день идет за месяц.
Смеясь, он увлек меня к окну, обвил рукой мою талию и стал целовать мне пальцы. Мало-помалу его губы продвигались выше, от кисти к локтю, а там уже и к плечу… Удивленная, я молчала. Почему он считает себя вправе целовать меня? Хотя здесь, возможно, это в порядке вещей… Но, в конце концов, в таких делах должно учитываться и мое мнение!
Я уже собралась отстранить герцога, но тут возле нас выросла чья-то фигура. Это был какой-то мужчина… Освещенный светом луны и факелов, горевших во дворе, его силуэт казался особенно зловещим. Я узнала графа д'Артуа.
Он ступил шаг к нам, и герцог де Мортемар медленно отстранился.
– Сударь, – ледяным высокомерным тоном произнес брат короля, – не кажется ли вам, что вы здесь лишний?
Герцог растерянно развел руками.
– Я не знал, монсеньор, что эта дама занята.
– Отлично знали, черт побери! – грубо крикнул принц. – И, пожалуйста, отправляйтесь в салон.
Я вспыхнула от гнева и стыда, видя, как герцог удаляется. Ну и трус! Хорошо еще, что он мне безразличен… Больше всего меня раздражало то, что свидетелями этой сцены стали все влюбленные парочки.
– Вы думаете, вы мой хозяин? Думаете, вам все позволено? – воскликнула я в бешенстве. – Вы крайне заблуждаетесь, черт возьми! Я… я… я видеть вас не желаю!
Он только смеялся.
– А все-таки меня боятся. И я разгоню всех мотыльков, что слетелись на свет вашей красоты, мадемуазель.