Фига из будущего
Шрифт:
Получив двести новеньких, хрустящих бумажек с изображением то ли евнуха в шарфе, то ли старушки пред последним сватовством, Давид почувствовал прилив вдохновения. Он протянул даме непрезентабельную баночку с чем-то серым внутри. Мадам подозрительно и брезгливо приняла тибетское средство, заготовленное накануне Давидом, ожидавшим чего-то подобного от посетителей. Снадобьем был обыкновенный мел с добавлением муки низкого сорта.
– И как его… Ну это… применять? – рассматривая снадобье, спросила дама. – Втирать, что ли? – И она лукаво и игриво чуть толкнула Давида локтем.
– По четверти чайной ложки на одну кастрюлю первого блюда. Остальные три четверти добавлять при стирке его нижнего белья в порошок.
Мадам подозрительно задумалась, но спрятала баночку в сумку. А Давид зачем-то закрыл глаза и прочёл мадам Инессе как-то уж совсем некстати несколько строк:
ВтороеЭти строчки Давид выучил в том же путешествии на верхней полке, между чтением лекций «Учпедгиза» и пьянством тёплой поездной водки. Они были нацарапаны его несчастным предшественником, отлежавшим, видимо, бока на жёстком диване, прямо на стене под самым потолком. Давид читал строки и перед сном, и днём, и утром. Не мог не читать, так как они были нахально нацелены на его глаза. Странноватые строки прочно врезались в молодую память и теперь позволяли искрить при необходимости своим утончённым вкусом пред провинциальными простушками.
– Это ваши… стихи? – продолжая смущаться, промурлыкала жена мэра.
– Моего друга. Он уехал и пишет оттуда… письма. В стихах. Кстати, модный поэт. Был запрещён. Советую.
– А как его фамилия? – неловко улыбнулась мадам.
Давид тут же вспомнил нацарапанные каракули и подпись под ними – «ибродский». Все буквы одного размера. Без заглавной. А первая «и» предательски срослась с фамилией. Ром улыбнулся восставшей в памяти истории. Перед ним всплыл образ соседа по плацкарту, с которым они иногда для разнообразия менялись полками. Тот тоже читал надпись и, желая блеснуть эрудицией, шпарил наизусть зазубренные строфы проводнице, ходившей всегда с веником в руке и папиросой во рту. Долгая дорога, выпитое спиртное и тоска вынуждали соседа Давида очаровывать беззубую хозяйку вагона. В том числе и стихами, въевшимися в память. Он их читал, добавляя в конце: «Это стихи Ибродского». Проводница не обращала внимания на странные ухаживания, продолжала бурчать и подметать грязные полы вагона… Длинное путешествие иногда скрашивали часы, когда в купе оставались только два пассажира. Он и его сосед по плацкарту. Тогда товарищи ложились на нижние более широкие диваны и подолгу болтали. И это уже было повышение в статусе пассажиров. Помнится, тогда Давид вывел для себя одну формулу. Она была навеяна дорогой. «Вот так и в жизни, – размышлял он. – Кто-то едет с удобствами, кто-то ждёт, когда освободится более комфортное место, а кто-то подметает пол. Но все всё равно в одном вагоне. И едут с одинаковой скоростью. Вот только станции назначения у кого раньше, у кого позже… И покидают вагон жизни пассажиры поезда под названием «земной путь» не с чемоданами, а под прощальные речи подвыпивших на поминках сослуживцев и плач безутешных вдов, которые в уме прикидывают, как распорядиться свалившимся на голову наследством. И место ушедших навсегда займёт новый пассажир, устраиваясь поудобнее и намечая грандиозные планы на предстоящее путешествие. Поначалу он с удовольствием смотрит на прыгающие вверх-вниз росчерки проводов за окном, на мелькающие столбы, на пролетающие мимо леса, поля, города, полустанки. Восхищение от дороги проходит довольно быстро, и вскоре путь становится нудной рутиной. Он не задумывается в это время ни о машинисте, ни о погоде, ни о стрелочнике, от которого зависит многое. Он считает себя творцом своей судьбы… И совершенно напрасно. Что он может изменить, находясь в вагоне? Место на освободившейся полке занять? Сходить в туалет или вагон-ресторан? Но от этого не изменится ни место назначения прибытия состава, ни время. А машинисты, периодически сменяя друг друга, ведут состав по пути, намеченному диспетчером и отрегулированному обычным стрелочником, может быть случайно, с похмелья перепутавшим поворот рычага…
Давид улыбнулся воспоминаниям и философским размышлениям, которые навевала ему в своё время долгая железнодорожная прогулка. Да… он улыбнулся воспоминаниям. Потом хмыкнул и грустно ответил Инне Михалне:
– Хм. О! У него прекрасная русская фамилия – Бродский.
– Ах, ну да. Я слыхала. Иосиф Бродский! Конечно. Обязательно возьму в нашей библиотеке. Иван Львович уделяет много внимания развитию культуры в нашем городе…
Далее жена городского головы прочла небольшую лекцию о роли её мужа в повышении культурного уровня горожан в Земске. Привела ряд статистических данных по увеличению числа читающих граждан в сравнении с 1913 годом. И красочно закончила:
Длинное путешествие иногда скрашивали часы, когда в купе оставались только два пассажира.
Давид бесцеремонно прервал затянувшийся словесный поток:
– Я не судья и даже не прокурор. Срок обещать не могу… На этом закончим.
Он поднялся и слегка наклонил голову. Окрылённая беседой с «умопомрачительным» провидцем и снабжённая чудесным тибетским средством от мужского бессилия, Инна Михайловна поехала к подруге делиться впечатлениями, а Давид, написав от руки на листке в клеточку «Приём окончен», пригвоздил его к двери. Рабочий день прорицателя закончился.
Глава VI
Здравствуй, господин мэр
Так уж сложилось, что наша планета поделена на континенты. Континенты – на страны. Страны – на республики, кантоны, земли, княжества, воеводства, округа, коммуны, автономии и так далее. И везде без исключения есть города. Если посмотреть в энциклопедию, то мы увидим сухие строки определения города, обозначенного как «крупный населённый пункт, жители которого заняты, как правило, не сельским хозяйством. Имеет развитый комплекс хозяйства и экономики, является скоплением архитектурных и инженерных сооружений, обеспечивающих жизнеобеспечение населения. Исторически термин происходит от наличия вокруг поселения оборонительной ограды – вала или стены».
Город Земск не вписывался в это академическое определение. Он не был «крупным». Жители, вопреки классическому определению, практически все занимались подсобным сельским хозяйством, выращивая на клочках земли, а иногда на балконах и даже подоконниках всё, начиная от герани и заканчивая лимонным деревом. Не говоря уже об огурцах и картошке. Некоторые более продвинутые граждане ухитрялись выращивать и странную траву, утверждая после на суде, что название «конопля» им абсолютно ни о чём не говорит, а трава выросла сама по себе. Развитого комплекса экономики Земск не имел. Скоплением архитектурных и инженерных сооружений похвастаться не мог. А стены или вала вокруг города никто не помнил.
Несмотря на это несоответствие, Земск гордо носил имя «города» и имел своего мэра. Правда, мэром руководитель стал обзываться совсем недавно. До этого он был первым секретарём горкома и делил свою власть с исполкомом, иногда до хрипоты доказывая руководящую и направляющую роль партии в руководстве. Но настали времена, и первый секретарь, порвав на площади перед собравшимися жителями свой партбилет, стал мэром. Название «мэр» обнадёживало и настраивало горожан на позитивный лад.
Время летит быстро. Вот и первый срок его «мэрства» подошёл к концу. День молчания остался за бортом, день выборов прошёл как-то вяло и… с неожиданным результатом. Поскольку за время правления в новом качестве больших свершений не было… Точнее, были небольшие, и то связанные со скандальным провалом сноса памятника Ленину в центре города да неудачной попыткой переименования города Земска в Перестройск. И, учитывая неяркие достижения за время своего правления, мэр очень боялся новых выборов. По вопросу предстоящих выборов проводились совещания, собрания, встречи с избирателями. Выездные бригады нанятых артистов давали бесплатные концерты в потрескавшемся здании Дома культуры, призывая речёвками под пионерский марш на месте голосовать за свое будущее, то есть за действующего мэра.
Хватит плестись нам в хвосте!Рынок, богатство, карьера —Лозунги наши теперь уж не те!Проголосуем за мэра! —маршируя на сцене, звенели нестройными голосами ученики школ. Многим не нравилось содержание речёвки. Однако трудноуловимый смысл стиха компенсировался задорной бойкостью и вдохновенными взглядами юных «перестройщиков». Пенсионерам раздавали проверенный временем «электоратский» набор – килограмм гречки, банка тушенки и бутылка водки. Всем бюджетникам выплатили зарплату, изъяв деньги из статьи ремонта дорог. Отремонтировали пятьсот метров тротуара вокруг мэрии, изъяв средства из статьи социального обеспечения малообеспеченных семей, построили дорогу к дачному посёлку мэра и его окружения и провели красочный салют, окончившийся большой дракой и двумя сгоревшими ларьками, торговавшими пивом по «социальным» ценам. На большее фантазии штаба выборов в поддержку кандидата не хватило. И… этого оказалось недостаточно. Дело дошло до второго тура.