Филогенез. Панихида
Шрифт:
— Ладно. Завтра, после обеда, ты пойдешь своей дорогой, а я своей.
— Договорились.
Транкс помахал скри!бером и стопорукой.
— Я уже набрал достаточно материалов, чтобы творить в течение нескольких лет. Требуется лишь кое-какое обрамление, более широкий контекст. Если бы ты согласился за оставшееся время, которое мы проведем вместе, ответить на несколько вопросов, завтра я расстался бы с тобой весьма удо влетворенным.
— Ладно, ладно. Но покамест давай свалим отсюда поскорее, идет?
Человек махнул рукой вверх по течению.
— Давай
Шагая рядом с Монтойей, Десвендапур поднял скри!бер повыше, чтобы голос двуногого слышался более отчетливо.
— Скажи, пожалуйста: когда ты убил человека, как ты себя чувствовал?
Чило пронзительно взглянул на транкса, жалея, что не понимает выражения его фасетчатых глаз. Глаза эти, похожие на драгоценные камни на сине-зеленом хитине, смотрели на вора, сверкая в солнечных лучах, проникающих сквозь кроны деревьев.
— Какого черта! Что еще за вопрос?
— Вопрос трудный,— согласился инопланетянин.— Но из легких ответов выходят слабые стихи.
Допрос — а Чило беседа показалась именно допросом,— был весьма жестким и длился весь день до вечера, и еще некоторое время после заката. Что давали транксу ответы на вопросы, которые Монтойе казались бестолковыми, а то и вовсе дурацкими, человек себе представить не мог, однако же инопланетянин, похоже, оставался доволен каждым ответом, односложным или пространным. Чило не очень понимал смысл всей процедуры, но терпел, напоминая себе, что завтра он окажется свободен и от вопросов, и от вопрошающего. Вернется в Гольфито, к назначенному времени встречи, и жизнь его переменится навсегда.
Разбудил его не рассвет и не обезьяний хор, не крики попугаев и не жужжание насекомых, а мягкий толчок в плечо.
— Погоди,— буркнул он,— рано еще!
— Я согласен,— ответил знакомый негромкий голос,— но пробуждение необходимо. Мне кажется, мы более не одни.
Чило мгновенно проснулся и рывком сел, сбросив одеяло.
— Что, твои приятели тебя разыскали?
— В том-то все и дело. Я вижу лишь следы, но не те следы, которые оставил бы прошедший транкс.
Чило нахмурился.
— Какие такие следы?
— Иди посмотри.
Чило углубился в подлесок вслед за инопланетянином — и застыл как вкопанный. Зрелище было знакомым, но от этого не менее мерзким. Повсюду красовались шкуры, растянутые на распялках, сделанных из связанных лианами палок. Виднелись также следы недавней трапезы, а еще места, где землю вытоптали охотничьи башмаки. Чило не был биологом, однако признал шкуры ягуара и двух диких кошек. Поблизости стоял еще легкий контейнер, который, при ближайшем рассмотрении, оказался набит перьями, содранными с десятков попугаев и других ярких тропических птиц.
Чило опустил крышку контейнера и с тревогой огляделся.
— Что за странная человеческая деятельность? Некий особый ритуал, который должны выполнять местные официальные лица?
— Угу, ритуал.
Чило начал потихоньку отступать с небольшой полянки.
— Только
Он кивнул на шкуры, сохнущие на жарком утреннем солнышке.
— Это лагерь браконьеров.
— Данный термин мне незнаком.
Десвендапур достал скри!бер и принялся отступать вместе с человеком. Однако не удержался, оглянулся и еще раз посмотрел на безглазые шкуры, грустно висящие на грубо сделанных распялках.
Чило шарил взглядом по деревьям и кустам.
— Браконьеры — этолюди, которые пробираются в такие места, как заповедник, и воруют здесь все, что можно потом продать. Редкие цветы для коллекционеров орхидей, редких жуков и бабочек для коллекций насекомых, экзотическую древесину для мебельщиков, образцы минералов, живых птиц и обезьян для подпольных торговцев животными. Птичьи перья — для украшения, шкуры — для одежды.
Он указал на оставшийся позади лагерь.
— Одежды? — Десвендапур опустил скри!бер и еще раз оглянулся.— Ты хочешь сказать, люди убивают животных и снимают с них кожу, чтобы другие люди могли ее на себя надеть?
— Ну да, примерно так.
Чило пригляделся, нет ли впереди муравьев, змей или кусачих жуков, и раздвинул густую ярко-зеленую листву.
— Но ведь у людей уже есть своя кожа! И потом, насколько я могу видеть, ваша текстильная промышленность создает вполне удобные искусственные ткани, которые защищают ваш мягкий, чувствительный внешний покров от стихий. Зачем же кому-то кутаться в кожу других живых существ? Быть может, подобное действие имеет некое религиозное значение?
— Ну, кое-кто к этому действительно относится похоже,— невесело усмехнулся Чило.— Мне случалось видеть богатеев, которые смотрят на моду как на религиозный культ.
— И едят плоть мертвых животных!
Десвендапур попытался передать свое отвращение, но он еще не настолько хорошо владел человеческим языком, и потому ему пришлось ограничиться жестами.
— Нет. Остальную часть животного такие люди выбрасывают.
— То есть каждое существо убивают только ради его эпидермиса?
— Угу. Правда, иногда продают еще клыки и когти. Ну как, вдохновляет?
— Все это звучит очень мерзко и первобытно. Загадочная смесь утонченности и дикости является частью того, что характеризует вас как весьма странную расу.
— Ну, тут я спорить не стану.
Хотя Десвендапур без труда поспевал за Чило и даже со сломанной ногой двигался по лесу куда ловчее двуногого, он тем не менее осведомился, почему они так спешат.
— Люди, которым принадлежит лагерь, пристрелят нас так же легко, как представителя вымирающего вида животных. Браконьерство в заповеднике наказывается полным промыванием мозгов и принудительным программированием общественно приемлемого поведения. Такого даже я бы не потерпел, а уж тот, кто ощипывает попугаев и сдирает шкуры с диких кошек, и подавно не потерпит. Нас и так уже ищут твои сородичи. Этого вполне достаточно.