Философ, которому не хватало мудрости
Шрифт:
— А…
— Хорошо придумано, да?
— Да-да, просто отлично… А зачем это?
— Это для вечернего спектакля.
Альфонсо нахмурился и принял смущенный вид.
— Марко сказал, что ты неплохо развлекаешься и что вначале мы должны были ликвидировать индейцев, а теперь устраиваем им шоу.
— Да, но эти шоу для того, чтобы испортить им настроение. А не для удовольствия.
— А…
— Поди-ка сюда, не надо, чтобы они нас слышали.
Настало время заняться Альфонсо, не оставлять
Они отошли и немного прошлись по деревне. На площади никого. Индейцы, должно быть, собирали в лесу купу. Было ужасно жарко, к тому же очень сухо. Их грубые ботинки поднимали пыль.
— Послушай, — сказал Кракюс. — Сегодня вечером, например, будет номер силачей. Мы увидим мужчин, поднимающих стволы амарантов, которые никто не может нести, настолько они тяжелы…
— Ясно…
— А на самом деле наши мужчины будут поднимать другие деревья, которые в десять раз легче.
— Ну, хорошо… И как же это испортит им настроение?
— Поставь себя на место зрителя. Если ты мужчина и знаешь, что неспособен этого сделать, у тебя испортится настроение. Если ты женщина и мечтаешь, чтобы твой мужчина был сильным, а он вдруг оказывается не таким, ты расстроишься. Результат: после спектакля все лягут спать огорченными.
— А, понимаю. А это нормально? У меня такое впечатление, что ты напрягаешь мозги, чтобы выдавать какие-то невероятные трюки…
— Ну… Видишь ли, это психология. Это то, о чем мы однажды говорили.
— Ага…
— Мне нужно найти образ для женщин. Такое шоу, в котором женщины казались бы красивее, чем в действительности. Я пока не знаю, как это сделать, у меня нет никаких идей. Поэтому, ты понимаешь, здесь у всех будет плохое настроение, как у женщин, так и у мужчин.
— Да, понимаю.
У Альфонсо был не слишком уверенный вид.
— Хорошо, у меня есть идея еще более порочная.
Кракюс снял шляпу и обмахнул лицо. Он был весь в поту. С тех пор как в деревне срубили деревья, солнце палило просто нещадно.
— Я представляю себе школу нового направления, — сказал он. — Я только что начал организовывать это вместе с учительницей. Но ничего не говори Сандро. Он не в курсе, мало ли что. Он может сказать, чтобы не трогали детей. Я понимаю его все меньше и меньше, поэтому остерегаюсь.
— Вообще-то, я с ним не разговариваю.
— Ты скажешь, что он подал мне такую идею невольно. В прошлый раз он говорил со мной о Декарте.
— О ком?
— О Декарте. Это французский философ, кажется, он уже умер. Он как-то сказал: «Я мыслю, значит, я существую». Сандро говорит, что это ерунда.
— Ерунда?
— Да. Он говорит, что, напротив, наши мысли мешают нам быть.
— Быть чем?
— Просто быть.
— А, понятно… Сандро, наверное,
— Да нет, в общем, это просто. Иногда ты так уносишься в своих мыслях, что уже не видишь, что вокруг тебя, не слышишь, что говорят, не чувствуешь ничего. Ну, ты словно в отключке от самого себя. Сандро говорит, что мысли — это не реальность. Когда ты погружен в них, ты как будто в кино, а в жизни не присутствуешь. То есть чем больше ты думаешь, тем меньше существуешь.
Кракюс достал флягу и отхлебнул воды. Альфонсо надул губы.
— Угу…
— Нет, все это слишком туманно, я тебя уверяю.
— И как это связано с детьми?
— Ну, я сказал себе, научим-ка и детей с самых ранних лет быть в стороне от жизни. Создадим им такие условия, чтобы они были только наедине со своими мыслями, вот. Замкнем их на размышлении, они будут обращаться только к своим мыслям, стимулировать только умственную деятельность, так мы помешаем им жить в реальности. Мы обучим их множеству вещей на мыслительном уровне и ничему не научим в других областях.
— И что это за мыслительный уровень?
— Ну, Сандро говорит, что это научиться хорошо себя чувствовать, слушать свое тело, познавать себя, любить себя, доверять самому себе, управлять своими эмоциями, общаться с другими и их понимать, уметь слушать, убеждать, заставить себя уважать, управлять отношениями, разрешать конфликты, понимать свои страхи и преодолевать их, ценить жизнь, быть спокойным… В общем, все, что тебе позволяет раскрыть самого себя, вот так.
— Неужели?
Альфонсо достал лист коки и положил в рот.
— Мы научим их не только этому, а кроме того, мы не позволим им научиться ничему вне школы. Нельзя, чтобы по вечерам они себя приводили в равновесие.
— Это будет нелегко…
— Да. Придется контролировать их свободное время.
— Контролировать свободное время?
— Да, мы будем поручать им делать кучу всего после школы, всегда на мыслительном уровне, тогда у них само собой не останется времени экспериментировать самим, сталкиваться с жизнью, мечтать, встречаться…
— Вот как…
Кракюс снова надел шляпу. Это все же лучше, чем солнце, палящее голову.
— Кроме того, мы еще, конечно, запретим им разговаривать в классе, а также двигаться. Они будут вынуждены сидеть неподвижно, не общаясь. Сидеть и получать информацию для размышлений в течение всего дня. Запрещено будет обмениваться мнениями, смеяться и плакать. Мы забьем их головы понятиями, которые надо выучить наизусть, не задавая вопросов.
— Что-то мне кажется, ничего не выйдет. Дети воспротивятся.
— Не бери в голову. Мы заставим всех поверить, что это для них полезно. Дети будут вынуждены подчиниться.