Философическое путешествие
Шрифт:
– Увы, мы в доме не живем, - объяснила мисс Монтифиори мистеру Фезерстоуну, когда он выдавил из себя несколько любезных замечаний по поводу его архитектуры.
– Никак не получается. Прислуги нет, да если б и нашли, налоги уж очень высокие.
Мистер Фезерстоун обратил внимание, что мисс Пирс называет свою приятельницу Монти, а та в свою очередь именует мисс Пирс Персом.
– Мы живем в помещении над конюшней, - пояснила Перс.
– Нигглер, чертушка, наконец-то приехал!
– Она хлопнула его по спине и от полноты чувств
– Переночуете у нас? Милости просим, голубчик, милости просим.
Нигглер сказал: "Премного благодарен" - и спросил, а что крысы, не появлялись больше с прошлого его приезда?
– Ни одной не попалось на глаза, - сказала Монти.
– Видно, все пропали от вашего пива.
– Как, как - от пива?
– переспросил мистер Фезерстоун. Они в это время подходили к конюшне, и от неожиданности он даже остановился.
– Этот изумительный способ придумал сам Нигглер, - объяснила Перс. Понятия не имею, что он с этими тварями делает. Может быть, заклинания над ними творит, только они исчезли все до единой.
– Не знал, что крысы любят пиво, - сухо заметил мистер Фезерстоун, охваченный внезапным подозрением.
– Значит, вы никогда не бывали на пивоваренных заводах, - отозвался Нигглер.
– Там, куда ни ступишь, всюду пьяные крысы валяются.
Между прочим, продолжал он, мистер Фезер - студент, философию изучает, а сейчас едет в Пензанс. Как дамы, не против, если он тоже у них переночует?
– Пожалуйста, - ответила Перс, - чем больше народу, тем веселее. Все друзья Нигглера... да, кстати, как поживает та молоденькая австриячка, которая у нас как-то ночевала, фройляйн Шпиглер, вы ее больше не видели? Она, помнится, тоже была студентка? Хорошенькая девушка, очень мне понравилась.
Пропустив мимо ушей вопрос о хорошенькой австриячке, Нигглер вдруг хлопнул себя по лбу и вскричал:
– Вот черт, петушков забыл!
Мистер Фезерстоун вызвался их принести, и через какие-нибудь десять минут Нигглер уже ощипывал и потрошил их в кухне возле раковины. Монти накрывала на стол, а Перс крупно резала желтоватую спаржевую капусту и объясняла, что это сорт "Королева мая", она уже отходит. Мистер Фезерстоун сидел на древнем плетеном стуле и чистил картошку.
– У нас всем приходится трудиться, ничего не поделаешь, - говорила Монти.
– Прислуги нет, одна только Эффи, и то лишь для черной работы.
Вдруг Перс, которая резала лук и петрушку, чтобы начинить кур, обратилась к Нигглеру зычным басом, впору какому-нибудь дюжему парню:
– Все хочу спросить вас, Нигглер, как там наши ставки? Ничего нам не перепало, голубчик?
Нигглер на минуту оторвался от кур.
– А, вы о скачках. У меня все записано. Сейчас начиню кур и разберемся.
– Как, неужели мы выиграли?
Нигглер разразился своим хриплым, оглушительным хохотом.
– Мы всегда выигрываем, разве нет?
– Верно, нам всегда везет. Да ведь
– Не переменится, - заверил ее Нигглер, - не волнуйтесь.
Он ловким, точным движением разбил яйцо в миску с начинкой и начал перемешивать. Мистер Фезерстоун то и дело кидал на него исподтишка подозрительные взгляды, но Нигглер ни разу ему не улыбнулся, даже не подмигнул в ответ.
– Знаете, у Нигглера удивительное чутье на лошадей, - объяснила Перс, срезая корку с двух длинных полос сала.
– Что-то сверхъестественное. Он безошибочно угадывает победителей.
Нигглер начинил петушков, аккуратно перевязал каждого поперек грудки лентой сала и сунул в духовку.
– Ну вот, а теперь поглядим, как наши дела, - сказал Нигглер, открыл бумажник, и из него дождем посыпались какие-то вырезки. Он выбрал одну и, почесывая у себя за ухом, принялся изучать сосредоточенно и важно, точно пытался расшифровать мудреное письмо.
– Чем, голубчик, порадовала нас эта неделя?
– спросила Перс.
– Я просто сгораю от нетерпения. Ведь находишься в полном неведении, это-то и захватывает.
– Золотой Скипетр, - прочел Нигглер.
– Ставки семь к двум. Пришел в числе последних. Бристольская Волшебница - ставки восемь к одному, тут вы обе выиграли по десять шиллингов. Н-да, не густо. Безумная Ночь - сорок к одному, я вроде бы на нее ставил, но... Так, сейчас проверим. Совершенно верно. Сын Трубача - ставки сто к девяти, мы выиграли. Песнь Рыбака ставки четыре к одному, тоже выиграли.
– Гений!
– воскликнула Монти.
– Просто гений!
– Да, Нигглер, вы вполне заслужили полпетушка, никак не меньше, поддержала ее Перс.
– Сколько же всего набежало?
Нигглер долго и углубленно подсчитывал, потом объявил, что выходит по двадцать пять шиллингов на брата.
– А сколько, интересно, вы ставили?
– спросил мистер Фезерстоун.
– Четыре фунта, - ответила Монти.
Мистер Фезерстоун не без ехидства осведомился, уверены ли дамы, что игра стоит свеч?
– Конечно!
– Монти вдруг потеряла сходство с нежным ревеневым стеблем. Она вся взъерошилась и пошла в наступление.
– Еще как стоит! Ждешь, волнуешься, сердце замирает. Для нас это такое удовольствие!
– Чтобы играть на скачках, нужен философский склад ума, - заметила Перс.
– Уж вам бы это следовало знать, ведь вы философию изучаете.
– К сожалению, я очень плохо разбираюсь в скачках.
– В самом деле?
– отозвалась Перс и нанесла мистеру Фезерстоуну последний удар, который его и сокрушил: - Наверное, в философии не лучше.
Обескураженный мистер Фезерстоун не нашелся что ответить, Нигглер же, который не только вышел победителем из поединка, но и был окончательно увенчан этой репликой Перс, вдруг тяжело вздохнул и сказал, что с удовольствием выпил бы стакан воды.