Философия леса
Шрифт:
Конечно, в охоте им двигал банальный голод, ответственность перед потомством, которое он создал и от которого еще не успел отвязаться.
Но было в этом еще и что-то сакральное – это необъяснимое блаженство, когда что-то такое невинное и чистое становится частью тебя. Делая твою бренную тушку чуточку священнее.
Мистеру Лису было неведомо вдохновение, любовь и другие способы становления частью целого, лучшего.
Ему был ведом лишь один способ стать частью другого – съесть его.
Увидев
Выждав минуту-две около кроличьего прикрытия, он сделал вид, что уходит и затаился в лесополосе. Мистер Лис знал, что те немногие взрослые, что остались на поляне и бегают быстрее всех, выполняют роль часовых и прямо сейчас отстукивают лапой монотонный ритм по земле, чтобы малыши в норе (с их сверхчувствительными эхолокаторами) понимали, что враг еще поблизости.
“Это может продолжаться очень долго. У меня есть время передохнуть” – мистер Лис прилег на свои передние лапы и под урчание живота, думал о том, как же он пришел к такой жизни?
Так как на данный момент его жизнь можно было измерить не годами, и даже не десятками лет, время от времени он перекрещивал свою жизнь с другими лисицами, но это всегда было лишь на один сезон. Обычно он это делал от скуки, когда в лес никто не захаживал, и у него были большие проблемы с выполнением своего предназначения.
Конечно, он мог бы двинуться в город, где преобладающее число людей было с озлобленными сердцами или сердцами, которые несли в себе лишь пустыню, хотя тех, кто нес в них дождь, было не меньше.
Почему это происходило с людьми именно в городе мистеру лису было неведомо. Но он не считал, что это было чем-то плохим.
Зло должно быть равноценно добру, особенно учитывая, что ни того ни другого не существуют. И иногда величайшее зло со страстным намерением принести вред может стать источником чего-то более светлого в этом мире, чем кристально чистое сердце, несущее вокруг лишь разрушение, когда примыкающий к нему разум находится в неведении.
Добро и зло были иллюзиями ума.
Но мистеру Лису нужно было делать свою работу, заметая следы, а в городе это было практически невозможно.
Он увидел серую полоску шерсти, проходящую вдоль его бока, которой там никогда не было.
“Пора заканчивать эти игры. Я слишком стар. Следующий год будет последним годом моей надежды”.
Стук прекратился. Мистер Лис напряг мышцы, готовый к прыжку. Кролики один за другими принялись выскакивать из норы.
Опасность миновала.
Они были уверены в этом.
Один, два, три – прыжок.
Глава 2. Конвейер любви.
Иногда ты будешь скатываться вниз.
Но помни, что
Верить сложно, доверять еще сложнее. Но ты как-то справишься.
Ты в начале пути исцеления.
Собака подходит к миске. Будет ли она пить из нее? Или она лишь смотрит на свое отражение в водной глади?
Эта собака вызывает столько вопросов в моей голове. Почему она чешет ухо левой лапой, а не правой? Понравилась ли ей кость, которую я подарила? Какая ее самая заветная мечта?
Она никогда не ответит. Собака погружена в молчание своей животной природы.
Собака.
Лиза стояла на балкончике, выходящем на оживленную улицу. Ласковое июльское солнце обугливало кружева на ее плечах и помогало не остыть кофе, про которое она забыла, как и про утреннюю газету, аппетитную в своем объеме. Все её внимание увлекал лишь бежевый лабрадор, проходящий мимо со своей хозяйкой.
Животные вызывали у неё больше вопросов, чем люди.
С людьми ей было скучно. Она видела их насквозь, точнее слышала.
Стоило им лишь открыть рот, наполненный местоимениям “я”, как вишневый пирог невнимательной хозяйки наполнен косточками, они выдавали ей всю информацию (которую возможно предпочли бы и скрыть) о том, кто они, откуда и куда движутся.
Схемы обычно были стандартными.
Конечно, чаще они двигались на конвейере в цеху “Деньги”.
Чуть меньшим количеством двигала слава. Время от времени Лиза тоже попадала в этот цех, когда хотела сделать этот мир чуточку приятнее, подобно женщинам, вяжущим шарфы для деревьев в зимнем парке.
Также большинством двигала похоть, хотя они называли это любовью, не сумев вынести чего-то настоящего.
Настоящая любовь рано или поздно заканчивается настоящей смертью.
И дабы не обременять себя в конце пути, они даже не пытались нырнуть глубже.
Этот конвейер всплывал все время перед ее глазами, с кем бы она ни общалась. Она не понимала, что это все не больше и не меньше – чем ее искаженное восприятие.
Лизи никогда не позволяла безусловной любви окутать её, слыша еле уловимое звяканье цепей из ее воображаемого конвейера поблизости.
Она перестала дышать полной грудью. Ведь это сложно делать с прутом страха внутри. Некоторые эмоции стали ей неподвластны.
Слово любовь стало затертым как гланды женщины после долгого минета.
Подобно студенту кафедры Любви она глотала одну книгу за другой, фильмы, тексты, манускрипты, обрывки разговоров влюбленных парочек, раны от ножа на коре деревьев, граффити “Прости” на гаражах и меловые “Я люблю тебя” на асфальте у подножия многоэтажек.
Ей казалось, что если она поймёт это, то в следующий раз сдаст экзамен и возможно даже защитит диплом.