"Философия войны" в одноименном сборнике
Шрифт:
«плацевых» упражнений, коими он развлекал иностранцев, за боевую действительность. Но
критика в военном мире не процветала, а тем более критика действий Великого Князя. А
потому кавалерия бросилась в 1895 году ревностно изучать требования Великого Князя —
Генерал-Инспектора кавалерии. На смотры его посылались делегаты, кои привозили в свои
части: чертежи перестроений с командными словами, разные сноровки, а также особенности
Великокняжеских требований.
кавалерии листки и целые тетради с чертежами «немых» учений полка, бригады и дивизии.
Начальники всех рангов изучали с трепетом эти чертежи, команды и сноровки, чтобы
«потрафить» грозному Инспектору. А Великий Князь действительно держал себя сурово и
неприступно, как человек не от мира сего, как полубог, но и как единственный носитель
каких-то кавалерийских истин и откровений.
Впоследствии для меня было ясно (особенно после Англо-Бурской войны), что наша
кавалерия идет ложным путем, увлекаясь плацевыми картинками, совершенно
неприменимыми в современном бою. Но тогда я заразился общим трепетом, тем более
понятным, что мне, как артиллеристу, кавалерийское дело было известно только по книжкам.
Помню, с какою неуверенностью я выехал на первое учение кавалерийской дивизии,
как священнодействовал, расставляя «линейных», с каким волнением ждал начальства и
начала учения. Мне хотелось проверить мои теоретические познания и поучиться
приложению теории на практике. Это было тем более легко на первых порах, что по своей
должности адъютанта Штаба дивизии я был скорее простым наблюдателем учения. Но
каково же было мое удивление, когда я скоро заметил, что при всем моем невежестве в
кавалерийском деле вообще и в дивизионном учении в частности из всех присутствующих на
учении чинов я — самый знающий!
Не помню — порадовало ли меня тогда это открытие; но хорошо помню, что я хотел
учиться, а не учить других.
Как сейчас вижу себя, штабс-капитана конной артиллерии, причисленного к
Генеральному Штабу, в центре группы начальников объясняющим перестроения резервного
порядка.
Вспоминаю это не с гордостью, а с горечью, тем более что такое явление, такая
необходимость преследовала меня без перерыва всю службу? Почти 25 лет, из года в год, изо
дня в день я наблюдал невежество верхов! И какое невежество? Не только то, о котором я
говорил выше, т. е. отсутствие военной доктрины и широкого понимания сути военного дела,
но даже невежество узкое «уставное»!
173
Электронное издание
www.rp-net.ru
делом, сделаться хозяином и господином положения.
И так во всех случаях, на всех должностях!...
Мне скажут: «ну вот, и хорошо: значит добросовестный и деловой человек мог и
вершить все дела и улучшать их во всех случаях?»
О нет, это далеко не так. Старшие (начальники) подчинялись младшим, как
пассажиры подчиняются шоферу автомобиля — пока он везет их по избранному пути к
намеченной цели. Подчинялись ради своих удобств и благополучия, видя, что дело идет
хорошо и что они избавлены от той работы, которая требует иногда значительной энергии и
беспокойств. Но критика верхов и вообще все то, что могло вносить неудобства жизни и тем
более риск для карьеры, не допускались.
«Хотите ломать себе шею — ломайте сами, но меня не вмешивайте: наше дело —
исполнять приказанное».
Так обыкновенно говорил начальник тому ретивому подчиненному, который
подстрекал его на протест, возражение, доклад о существенных потребностях войск!
Подчинение, вернее — отдача себя в руки младших, наблюдалось в русской армии
очень часто. Стоило младшему быть ретивее к делу, как он тотчас же «седлал» своего
вялого, ленивого, эпикурействующего или легкомысленного начальника. Явление это
приписывалось особенно офицерам Генерального Штаба. Но это не совсем верно: такое
явление было везде, где начальник хуже подчиненного знал свое дело и положение вещей во
вверенной ему части. Так брали своих начальников «в руки» господа заведующие
хозяйством в полках, адъютанты, делопроизводители и другие шустрые и деловитые люди.
Особенно часто это бывало с командирами — «гастролерами», т. е. теми, кои командовали
полками короткое время или были очень молоды и неопытны в жизни и службе (офицеры
Гвардии и Генерального Штаба), или просто были ленивы, или легкомысленны и не
занимались, как следует, служебными делами. Так или иначе, но это явление было очень
распространено в русской армии и свидетельствует о начальническом неведении даже в
узкой сфере своих прямых обязанностей...
После Манчжурской войны многие обрушились на офицеров Генерального Штаба,
как на «мозг» Армии. Я же решительно стал защищать их и в печати, и на специальных
докладах в Штабе Н-го военного округа.
Я говорил, что Генеральный Штаб есть кость от кости, плоть от плоти всей русской