"Философия войны" в одноименном сборнике
Шрифт:
действительной боевой подготовкой войск было даже невозможно: надо было выполнять
буквы уставных мелочей и готовить войска к смотрам начальства. В справедливости моих
слов проще всего убедиться по так наз. «большим маневрам». Казалось бы, что этим дорогим
*
Был такой командир корпуса.
**
«Наполеоны» родятся, а война их только выдвигает, но лишь тогда, когда вся обстановка жизни способствует
выдвижению талантов, а не только серой посредственности
187
Электронное издание
www.rp-net.ru
и редким упражнениям надо было пользоваться вовсю и всем от велика до мала и обратно.
Каждый начальник должен был священнодействовать на больших маневрах, не в целях
приобретения бескровных лавров, а в целях обучения вверенной ему части и себя: здесь надо
суммировать все зимнее и летнее обучение, все элементы военных занятий и показать
применение их в обстановке близкой к боевой; причем, одно из первых условий для этого:
все должны добросовестно учитывать отсутствующий на маневрах огонь, потери и
затруднения в тыловой организации (обсуждая их, считаясь с ними). В действительности на
маневрах никто не учился и не учил, а все гонялись лишь за бескровными победами — ради
карьеры. Это — для верхов. А середина — или томительно отбывала номер, или —
занималась выпивкой и закуской. Низы — месили грязь или варились в собственном соку!..
Игнорирование огня, переодевание на разведке, торопливость, таскание за собою
нового обмундирования для переодевания перед появлением большого начальства и проч.
несуразности отдаляли дорогое и серьезное занятие гораздо дальше от действительной
боевой обстановки, чем оно должно быть. Польза для дела выходила малая, потому что
серьезно мало кто думал о деле.
***
Младшие чины Армии в своем большинстве отбывали томительные для них номера,
отлынивая от службы при первой возможности. Всегдашним оправданием при этом было:
«на получаемые мною 100 рублей я достаточно послужил; можно и отдохнуть!» Один из
моих начальников в дни молодости — милейший и добрейший Р.... говорил: «Брось дела;
дело не медведь — в лес не убежит, а закуска остынет... А какую закуску сегодня
приготовила жена: раки, грибы, свежая осетрина, биточки в томате»... Как тут не
соблазниться — ведь это пахнет Чеховской «Сиреной», да еще зимой, когда так приятно,
придя с холоду, пропустить одну другую рюмку «смирновки» или «английской горькой» под
грибки в сметане или под горячую кулебяку. Только русские знают притягательную силу
закусочного и обеденного стола, потому что... только они употребляли столько времени
знакомство с этими атрибутами праздной и беззаботной жизни!.. Помню, как в дни строевых
цензов или посещения полков начальством трудно было «соблюсти себя» и встать «целым»
из-за стола! Если вас не «накачают», то накормят так — что вы еле двигаетесь.
Гостеприимство и тороватость — дело хорошее, если оно не идет в ущерб общему
делу, если не уходит при этом невозвратно безжалостное время.
Помню, бывало, нет конца обеденному сидению: все проговорили, все прокричали,
все пропели, все испробовали — больше ничего не лезет в голову: а они все сидят, все пьют,
все угощают. Как будто напиться до невменяемости так почетно, так обязательно и так
приятно!
188
Электронное издание
www.rp-net.ru
И так — сегодня, так завтра, так каждый день!
Некий богач, корнет М...в, умудрился в г. Ковеле прожить таким образом в один год
больше миллиона рублей. Конечно, это он сделал не в одиночку. Но вы подумайте: в
уездном захолустье в 1890-х годах прожить миллион рублей!
А наряду с этим на службе отбывались номера.
Даже выражение «гонять смену» соответствует понятию отбывания номера. Солдат
не учили верховой езде, а «гоняли смену». Отганивали смены, отстаивали пешие занятия,
отсиживали тактические занятия, а затем — выпивка и закуска, а иногда и большие кутежи с
некрасивыми номерами и очень часто — на глазах солдат.
Офицер, отбыв служебный номер при солдате или с солдатами, т. е. занявшись
кратко службой, жил дальше своей жизнью, совершенно несходною с жизнью солдата. И
здесь уж солдат являлся как бы слугою офицера.
Классовое деление клало резкую грань между нами, невзирая на попытки некоторых
офицеров подойти к солдату, сблизиться с ним.
И в этом еще полбеды и даже нет никакой беды; но лишь при условии, что офицер
перед лицом своего дела — «без сучка и задоринки»; если он мастер военного дела, если он
непререкаемый авторитет для солдата, который к тому же видит в офицере отеческую
заботливость, ровное деловое обращение и неизменно надлежащий (образцовый) пример во
всем.
Но вот тут-то и слабое место. Авторитетом и тем более восхищением солдат
пользовались далеко не многие офицеры. Большинство являлось перед глаза солдата со
всеми человеческими слабостями и несовершенством и даже с малыми познаниями в кругу
своих прямых обязанностей. Офицерская масса, как и командная, была вяла, бездельна, не