Философская антропология. Исторические предпосылки и современное состояние
Шрифт:
Дильтеевское понятие исторической жизни находится, таким образом, как раз посередине, между закреплением в субстанциональные формы и растворением в чистом потоке. Отдельный индивидуум постоянно включен в общую жизнь, он никогда не бывает полностью изолирован, а, напротив, образует живое единство с миром и другими людьми. Эту цельность, неразделенность мира и человека следует понимать не как четко упорядоченную системную связь, — что было бы слишком рационалистично, — но, наоборот, как нечто непостижимое, темное, бездонное, загадочное, даже угрожающее. Индивидуум несет иррациональный жизненный поток, который все время угрожает его поглотить. Разумеется, и эта иррациональная непостижимость жизни в целом не абсолютна. Ведь она схватывается с помощью
Пока у нас была возможность выявить в картине человека, нарисованной Дильтеем, две основные черты: первая из них — это бескомпромиссный отказ от всех вневременных трансцендентальных принципов, безразлично, рационалистические они, натуралистические или типа тех, которые фигурируют в философии сущностей, а также и отказ прилагать категорию субстанции к духовной сфере; вторая из этих черт — постоянный конфликт между индивидом и окружающей его жизненной основой, который не дает развиться крайностям — замыканию индивида в себе или иррационалистическому растворению его в потоке жизни.
Следует, однако, выделить и еще одну основную черту, существенную для антропологии Дильтея, а именно — утверждение способности жизни к творческому созданию форм. Жизнь, понимаемая как единство субъекта и окружающей иррациональной основы, выдает объективации, которые предстают как великие культурные системы человечества в областях философии, религии, искусства, науки, политики, права и т. д. Эти образования конституируются в историческом процессе, возникая из него как нечто устойчивое, и понимание их позволяет глубже постичь саму жизнь.
Человека можно достаточно хорошо постичь, отталкиваясь лишь от таких объективации в соответствующей культуре. Не только происхождение, но и значение этих структур исторично. Конституированные культурные формы релятивны по отношению к жизни и ее историческому развитию. Однако и здесь Дильтей снова пытается избежать крайнего релятивизма, сводя различные исторически данные формы выражения жизни к трем основным типам. В соответствии с устройством психики человека, в которой можно выделить познание, воление и чувствование, можно было бы вычленить три основных типа мировоззрения, которые предстают нам как натурализм, субъективный и объективный идеализм. Формирующая активность жизни снова и снова движется по этим трем накатанным путям. Однако сделать следующий шаг и свести эти три типа к какому-либо единому основному принципу уже невозможно. Относительность трех типов остается последним рубежом, который невозможно преодолеть.
Так как Дильтей противится всякому закреплению форм жизни общества в виде неких устойчивых структур, он отказывается признавать также распространение и усиление общезначимых принципов, которые могли бы ограничить творческую свободу жизни. Если у Дильтея свободный индивидуальный человек находится в постоянном конфликте и творческом контакте со всеохватывающим жизненным потоком, то далее перед нами предстают еще несколько мыслителей, которые, правда, тоже ставили в центр своих учений индивидуума, но рассматривали его, делая акцент прежде всего на его связях со всеобщими трансцендентальными и идеалистическими структурами разума.
Это значит, что речь теперь пойдет прежде всего о третьей основной теме индивидуалистски-персоналистской антропологии. Первой темой была еще сохраняющаяся связь с объективными нормами и сущностями, второй темой — тенденция к их разложению, которая в конечном счете грозила привести к крайностям иррационализма, а третья тема — проявление активного стремления к конституированию, созиданию, которое уже предвещает трансцендентализм, в нашей системе располагающийся несколько дальше.
К учениям такого рода следует отнести, в особенности, персонализм Шарля
На аналогичных предпосылках строят свое учение Жюль Лашелье и Эмиль Бутру. Первый из них наряду со свободой подчеркивает, в первую очередь, значение финализма, который выступает фундаментом для объяснения единства бытия. Согласно его учению, самой глубокой основой всей онтологии и антропологии является абсолютная спонтанность, самопроизвольность духа. Его ученик Бутру еще более развивает эти положения, отстаивая свободу и случайность в противовес детерминизму законов природы. На его взгляд, даже самые низшие ступени бытия уже не детерминированы абсолютно и совершенно, но демонстрируют проявления случайности (неопределенности), которая выступает основой для творческой человеческой свободы. Пожалуй, в учениях Лашелье и Бутру нельзя рассматривать эту свободу как чистый произвол, которому затем предписывались в кантовском духе какие-то определенные нормы. По свобода не схватывается при этом без остатка и какой-то общей системой категорий. Таким образом, и здесь тоже налицо диалектика — диалектика индивидуума и идеалистической структуры.
Именно эта диалектика еще играет решающую роль в североамериканском идеализме. Классический представитель этого течения — Джосайя Ройс. Он испытывает сильное влияние Гегеля, однако пытается дополнить его объективный идеализм персоналистским аспектом. Так, он делает акцент на том, что отдельный человек индивидуален и никогда не утрачивает своей индивидуальности, а также говорит о бессмертии индивидуальной души. С другой стороны, каждый индивидуум причастен ко всеобщей божественной жизни и является моментом универсальной гармонии — разумеется, не растворяясь в этой всеобщности полностью. Абсолютное охватывает целое, при этом сохраняя за отдельным возможность существовать в его плюрализме.
Таким образом, Ройс пытается охватить оба момента диалектикой. В этом смысле показательно его учение о лояльности. Лояльность, согласно его учению, необходима для личности и созидает, конституирует ее. Лояльность — сознательная, практическая деятельность личности, полная самоотдачи ради чего-то. Человек лоялен, во-первых, тогда, когда отдается чему-то, во-вторых, когда он действует, руководствуясь сознательным выбором и посвящая его реализации все свое бытие без остатка, и, в-третьих, когда он делает это на протяжении довольно длительного времени, постоянно действуя практически.
Однако Ройс сознает, что в таком определении личности через лояльность еще слишком много индивидуализма, что грозит перерастанием, в тенденции, в релятивизм. Ведь понятие лояльности определяется чересчур субъективно. И Ройс вводит новый высший принцип — принцип «лояльности лояльности». Если, согласно простому принципу лояльности, личность могла посвятить себя всецело любому объекту — безразлично, обладает ли он действительной позитивной ценностью или нет, — то теперь, согласно принципу лояльности лояльности, человек обязывается отдавать себя служению лишь тем вещам, которые требует лояльность во всеобщем смысле, то есть и лояльность других людей. Человек, следовательно, должен действовать таким образом. Чтобы влиять на мир, стремясь к увеличению и углублению лояльности.