Философская антропология. Исторические предпосылки и современное состояние
Шрифт:
Нельзя не заметить формализма этих определений; однако Ройс намеренно пытается уклониться от содержательных констатации. Он хочет избежать релятивизма, не прибегая к абсолютизации. Он желает остаться персоналистом, не довольствуясь простым плюрализмом.
Большинство его современников-персоналистов в США полагало, однако, что живая свободная личность человека слишком сильно подчинена у Ройса общим идеалистическим принципам. Они видели сильную угрозу индивидуальной свободе в толковании человека как момента всеохватывающей божественной жизни. Поэтому они прибегли к еще более радикальному плюрализму. Так, Борден Паркер Боун вел решительную борьбу с любой формой имперсонализма, обезличивания человека в рационалистически-натуралистическом или идеалистическом облачении. К этому направлению персонализма принадлежали также Хауисон, Хокинг, Кнудсон, Флюэллинг и Бриджмен. Все они защищали
Как оказалось, три рассмотренных нами основных сюжета в индивидуалистски-персоналистской картине человека представляют в то же время и три опасности для нее. Привязка к объективным принципам всегда таит в себе угрозу того, что объективность задушит живую индивидуальность человека. Тенденция к разрушению этих объективных порядков грозит уничтожить вместе с ними индивидуальную структуру личности, а тем самым привести к крайнему иррационализму. Подход, предполагающий конституирование общих форм исходя из субъекта, чреват сведением личности к абстрактным идеалистическим структурам и растворением ее в их всеобщности. Но, избегая этой опасности, персонализм оказывается под угрозой. Ведь если бы он полностью отказался от такого связывания, то с неизбежностью скатился бы к релятивизму.
Основные концепции, которые намечаются в этой картине человека и в то же время создают угрозу для ее существования, еще резче проявляются в философии экзистенциализма. К ней мы и намерены обратиться сейчас.
ЧЕЛОВЕК В ФИЛОСОФИИ ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМА
Картину человека в философии экзистенциализма мы попытаемся толковать, выделяя две основные тенденции. Первая связана с разрушением общезначимых порядков и сущностей вплоть до полного их растворения в иррациональном потоке становления. Вторая представляет собой попытку устранения такого крайнего иррационализма посредством восстановления структур, исходя из субъекта.
Тенденция к разрушению направлена прежде всего против традиционной философии сущностей с ее акцентом на всеобщий строй сущностей и ценностей, сохраняющий свою значимость по ту сторону времени и историчности. Но в такой же степени она противостоит и абстрактной общезначимости в рационалистском и натуралистском толковании человека. Таким образом, экзистенциализм имеет много общего с индивидуализмом и персонализмом, которые тоже выступают против переоценки роли общего и противопоставляют ей плюрализм живых индивидуальностей. Однако если эти направления, как правило, придерживаются представлений о жесткой структуре человеческой личности, то в экзистенциалистской картине человека эта структура гораздо более зыбка, а порой даже ослабевает настолько, что становится очевидным переход к иррационализму [7] . Мы намерены рассмотреть здесь учения различных представителей экзистенциализма в виде систематизированного последовательного ряда, который отражает такой процесс разрушения структуры личности и впоследствии приводит к упомянутой ключевой тенденции — к восстановлению общих структур порядка, исходя из субъекта.
7
Правда, прецеденты такого рода мы могли бы зафиксировать уже в индивидуализме и персонализме.
Первым в этом систематизированном ряду (как, впрочем и первым по времени) должен стоять Серен Кьеркегор [8] . Его выступления против абстрактной общезначимости направлены, прежде всего, против объективного идеализма Гегеля. Если там индивидуум постоянно связан со всеобщим развитием мирового духа, и ему грозит растворение в нем, то Кьеркегор со всей убедительностью указывает на права отдельного субъекта, на неотъемлемость личной души, полагая, что в этом — ядро христианской морали.
8
Для экзистенциализма излишне, на наш взгляд, подразделение на «исторические предпосылки» и «современность». Он — настолько современный феномен, что вполне позволительно говорить и о Кьеркегоре как «современном мыслителе». Это, конечно, не означает, что в истории философии нельзя показать определенные подготовительные моменты, однако такие моменты уже упоминаются, по существу, в нашей «исторической» части раздела об индивидуалистско-персоналистской, а позднее — в исторической части
Всеобщие понятия и сущности не имеют значения для человека. Актуально и существенно то, что касается его реальной жизни. Так, определяющими для него выступают не рациональные категории разума, а экзистенциалы неповторимости, мгновения, свободы, греха, страха, одинокого предстояния перед Богом. Эти экзистенциалы нельзя понять, если мыслить их как нечто общеупотребимое. Они не обладают всеобщим значением для некоего человека вообще, но лишь временами обретают индивидуальную значимость для отдельных людей.
Философия хочет подвергнуть рассмотрению человека, используя логику, но это невозможно, ибо логика не связана со временностью, она строит свои выводы и развивает свои положения «под знаком вечности», тогда как реальное существование человека, экзистенция насквозь пропитана временем, течет, постоянно изменяется. С другой стороны, основной принцип логики — необходимость. А экзистирующие индивиды случайны, единственны в своем роде и непохожи друг на друга. Их можно заметить и описать, но нельзя дедуцировать и доказать. Человеческая жизнь не есть непрерывно детерминированный рационально процесс. В ней постоянно происходят неожиданные скачки, принимаются непредсказуемые решения. Она абсурдна в сущности своей и непостижима для разума. Эта принципиальная бессмысленность человеческого существования находит свое субъективное выражение в страхе. Человек никогда не может достичь стойкого душевного равновесия. Экзистенция всегда остается во власти своей бесконечной свободы, возникающей из «ничто» и не знающей никаких заранее заданных установлений и норм. Отсутствие общезначимых порядков приводит человека к полной изоляции, из которой его спасает только прыжок в религиозную веру.
Человеческое существование происходит, согласно учению Кьеркегора, в трех существенно различающихся сферах: эстетической, этической и религиозной. Плавный переход от одной сферы к другой невозможен, они резко разделены, меж ними — пропасти. Эстетическое существование — это пассивное наслаждение тем, что дано. При этом человек утрачивает себя. Но мгновения наслаждения быстро проходят, остается лишь отвращение и пресыщение, ведущее к внутренней пустоте и страху перед будущим, страху перед судьбой, что может обернуться полным отчаянием.
Отчаяние может обрести позитивный смысл, если оно будет подталкивать человека к прыжку в этическую сферу. Здесь высшим принципом выступает исполнение долга, самоотверженная жизнь, руководимая благородными побуждениями, самопожертвование ради блага общества. Но и здесь тоже подлинное удовлетворение в конечном счете недостижимо. Индивидуум чувствует, что он слишком сильно утрачивает себя, подчиняясь абстрактности общезначимых принципов. В результате внезапно появляются страх перед общим для всех законом и внутренняя пустота, которые в конечном счете дают импульс к прыжку в религиозную сферу. В ней существование человека достигает вершины, какая только возможна. Здесь он в одиночестве предстает перед Богом — как грешник. Страх перед грехом терзает его, но он будет спасен благодаря своей вере и божественной любви. Для этой веры, однако, нет никаких общезначимых мерок и рациональных оснований. Подлинная вера — это чистая субъективность, импульсивность и парадокс.
В этом отношении примечательно, что человеческая экзистенция, согласно учению Кьеркегора, не способна ни к какой существенной коммуникации с другими людьми. Панцирь индивидуальной структуры экзистенции замкнут, наподобие монады, для всех земных отношений и связей. Самораскрытие человека только ослабляло бы интенсивность встречи с Богом, которая есть единственно решающее, оно выступало бы помехой для нее. Замкнутый панцирь индивидуума раскрывается только по направлению к Богу. Только с ним одним возможна жизненная встреча. Отдельный человек стоит в своем глубоком одиночестве перед Богом. Обратиться к нему, вступить в коммуникацию с ним — единственная цель человека. Однако и этой цели нельзя достичь, постепенно поднимаясь все выше и выше — только радикальным прыжком в «совершенно иное». Здесь нельзя говорить о коммуникации в смысле возникновения постоянно углубляющейся общности. Можно вести речь только о моментальной встрече, подобной импульсу, — контакт с каждым разом поднимается на все более высокий уровень, чтобы затем снова пропасть бесследно. Естественного стремления человека для этого также недостаточно — все должно направляться божьей милостью. Ведь человек в своей радикальной греховности не способен найти благое и божественное. В нем никоим образом нет каких-то сущностей и норм, которые могли бы указать ему дорогу к Богу.