Философские аспекты суфизма
Шрифт:
«Хатиба». Что касается меня, то здесь я не намерен обсуждать
концепцию маснави, так как в настоящее время пишу ряд статей, посвященных истории мистицизма в исламе. Некоторые из
них будут в ближайшее время опубликованы вместе ‘ с той
частью книги алламы Ибн Джаузи «Мошенничество Иблиса»
(«Талбис Иблис»), которую он посвящает критике вахдат ал-
вуджуд. Из этой статьи читатель может понять, что такое вахдат ал-вуджуд, когда появилось это направление суфизма, кто
считается руководителями суфиев и, помимо того, сколь
Моя вера зиждется на том, что ислам признал единство религиозных и мирских (дин ва дунья) обязанностей человека и, таким образом, установил для человечества справедливый порядок. Там, где сказано, что вера — высшая и основная цель ислама, там же учат: «Не забывай о своей доле в мирском», (ла
танса насбикя фи-д-дунья). Утверждение, что мир—• ничто и
дела мира — ничто, не ислам! Истинное учение ислама — мысль, заключенная в нескольких прекрасных словах, поясняющих догматы: «Тарк ал-асбаб джахалат», т. е. отказ от мира — язычество; «ила иттимад алейха ширк» — и верить в это — ширк.
Когда, говоря о пророке, я написал: «Ключом веры он открыл дверь мира», то хотел сказать лишь, что пророк заповедал
участвовать в мирских делах, опираясь на веру. Заповедь «Ла-
танса насбикя фи-д-дунья» означает: «Не забывай о своем участии в делах мира»! Аллах указал также, как достигается это
участие, выделив в мусульманском шариате область, касающуюся социальной деятельности (муамилат). Между тем в трактовке Хаджи Хасана исчезает всякое различие между исламом и
аскетизмом (рахбанийат) м. В настоящее время я пишу статью
«Отсутствие аскетизма в исламе» («Ла-рахбанийат ал-ислам»), в которой освещаю эти и некоторые другие вопросы, до сих пор
неясные, после чего, я уверен, Хаджи Хасану придется пересмотреть свои взгляды на суфизм. Вот тогда все встанет на свои
места и можно будет решить, является ли то, о чем я говорю, философией мусульманского участия в мирских делах или западноевропейской философией. Хаджи-сахибу, впрочем, неведомо, что главным направлением европейской мысли (илми маз-
хаб) считается вахдат ал-вуджуд, в защиту которого он выступает. Я же, разочаровавшись в этой вере, па мой взгляд, отчасти представляющей собой ересь, остаюсь, по милости божией, мусульманином. А в этих строках хотелось бы лишь подчеркнуть недопонимание, обнаруживающееся в статье Хаджи Хасана. Чтобы подвергнуть критике основные концепции, а также
186
стихи автора, Хаджи Хасану нужно было сделать переводы на
родной язык (с персидского.— 7/. П.), а он не сумел перевести
правильно. Например, мои слова о Хафизе выглядят в его переводе так: «Хафиз остался трезвым, но яд смерти оказался в его
чаше. Посадил в лесу дерево вздохов. Не было у него сил воевать с падишахами».
Невозможно предположить, что Хаджи не знает персидского
языка, поэтому невольно возникает подозрение: в его интересах
было изложить содержание маснави таким образом, чтобы вытекало, будто Хафиз
простой народ, в результате чего лишь увеличивается его святость. Интересно, как иначе этот перевод мог получиться из следующих строк:
В любви был последователем Фархада,
Слетало с уст его пламя жалобных вздохов.
Посеял в горах семена древа вздохов,
Неспособен оказался он на борьбу с Хосровом.
Больше я не буду об этом писать, полагаясь на сообразительность читателя. Но в конечном счете мое мнение о Хафизе
таково: его поэзия способствовала в определенной мере упадку
мусульманской общины. Об этом я, возможно, напишу, как уже
говорил.
Если Хаджи, только потому что в имени его есть титул «Хаджа» либо из-за привязанности его к хулулистскому толку
Мансура ал-Халладжа 15 (что естественно, поскольку он придерживается вахдат ал-вуджуд), вдруг начнет восклицать «Лна-л-
Хафиз» («Я есмь Хафиз») или припишет себе мои стихи, пусть
останется это на его совести.
И в другом месте Хаджи-сахиб лишь демонстрирует свое непонимание, говоря: «Я считаю абсолютно ошибочным положение
Предисловия, в котором ж.ителей Востока и мусульман призывают следовать европейской философии и отказываться от своих
исконных взглядов; я категорически против подобных ошибочных призывов». В другом месте он пишет: «Распевая касыды в
честь европейских, особенно английских и немецких, философов, он (Икбал.— Н. П.) предписывает народам Востока, прежде всего мусульманам, пересмотреть свои древние традиции и
осветить души и сердца светочем европейского образования».
Эти строки указывают на ту часть Предисловия, где написано
следующее: «Поистине труды английских ученых занимают особое место в научной литературе и достойны того, чтобы народы
Востока могли их использовать, обогатив ум и сердце, и затем
пересмотрели свои традиционные философские концепции». Читатель сам может сделать вывод из этой цитаты и решить, есть
ли тут призыв к мусульманам изменять религиозным убеждениям. Призывая пересмотреть философские концепции, я имел в
виду философию неоплатонизма, распространенную среди мусульман, угнетающе действующую на их сердца и причиняющую большой вред их морали и этике. Философия английских
187
ученых отличается деловым, активным характером, а активность— это как раз то, за что ратует ислам. Так что же плохого произойдет, если мусульмане, да и другие жители Востока, чья философия основана на созерцательности и самоуглублении, пересмотрят свои традиционные концепции в свете английской философии? Л пересмотр философских традиций необхо-*
дим для выработки правильных суждений.
Новая европейская философия доказывает, что, чем скорее
человек отрешится от умозрений и спекуляций, от вздора суеверий, тем скорее он приблизится к божественной Сути, на которой зиждется ислам. Я убежден, что история европейской мысли