Философский дневник

Толстой Лев Николаевич

людей, та, которая берет на себя учить большинство, живет без

религии и думает, что ее и не нужно. От этого все бедствия лю-

дей. — А между тем, казалось бы ясно, что без религии нельзя

жить. Нельзя жить потому, что

во-1-х) Только религия дает определение хорошего и дурно-

го, и потому человек только на основании религии может сделать

выбор из всего того, что он может желать сделать — в те минуты, когда страсти его молчат;

во-2-х) Без религии

человек никогда не может знать, хорошо

ли или дурно то, что он делает;

в-3-х) Только религия уничтожает эгоизм — только вследствие

религиозных требований человек может жить не для себя; в-4-х) Только религия уничтожает страх смерти — не то, что

человек может идти на опасность смерти или даже лишить себя

жизни, а может спокойно ждать смерти;

в-5-х) Только религия дает человеку смысл жизни.

В-6-х) Только религия устанавливает равенство людей, в-7) и только религия освобождает человека от всех внешних

стеснений.

30 декабря Я. П. 1903.

Записано:

1) Если хочешь узнать всю радость доброго дела, то сделай

добро тайно, темно, только перед своей душой, т. е. перед Богом.

И доброе дело будет не вне тебя, а в тебе.

2) Всякий человек живет тремя мотивами: или отдается чув-

ству, или подчиняется внушению, или — высшая доступная че-

ловеку жизнь — подчиняется только разуму. В борьбе между эти-

ми тремя проходит вся жизнь человека. Освобождайся сначала

от чувства, потом от внушения, потом и от своего разума, а под-

чиняйся одному вечному разуму — Богу. (Не совсем).

1904

2 янв. 1904. Я. П.

Нынче ночью думал:

1) Движение, которое мы представляем себе вечным в буду-

щем в виде прогресса, есть очевидная иллюзия, вытекающая из

сознания нашей отделенное™ от мира. Без движения нет отделе-

ния. В сущности же мы, как и Бог, стоим неподвижно, и нам ка-

жется только, что мы разрываем, расширяем свои пределы. В этом

жизнь. Бог нами дышит.

3 янв. 1904. Яс. Пол.

Думал:

1) Боюсь ли я смерти? Нет. Но при приближении ее или мыс-

ли о ней не могу не испытывать волнения вроде того, что должен

бы испытывать путешественник, подъезжающий к тому месту, где его поезд с огромной высоты падает в море, или поднимается

на огромную высоту вверх на баллоне. Путешественник знает, что с ним ничего не случится, что с ним будет то, что было с

миллионами существ, что он только переменит

способ путеше-

ствия, но он не может не испытывать волнения, подъезжая к ме-

сту. Такое же и мое чувство к смерти.

2) Я сначала думал, что возможно установление доброй жиз-

ни между людьми при удержании тех технических приспособле-

ний и тех форм жизни, в которых теперь живет человечество, но

теперь я убедился, что это невозможно, что добрая жизнь и тепе-

решние технические усовершенствования и формы жизни несов-

местимы. Без рабов не только не будет наших театров, кондитер-

ских, экипажей, вообще предметов роскоши, но едва ли будут

все железные дороги, телеграфы. А кроме того, теперь люди по-

колениями так привыкли к искусственной жизни, что все город-

101

ские жители не годятся уже для справедливой жизни, не понима-

ют, не хотят ее. Помню, как Юша Оболенский, попав в деревню

во время мятели, говорил, что жизнь в деревне, где заносит сне-

гом так, что надо отгребаться, невозможна. Теперь есть люди, и

это те, которые считаются самыми образованными, которые удив-

ляются не тому, как могли люди устроиться так, что для них нет

ни мятелей, ни темноты, ни жара, ни холода, ни пыли, ни рассто-

яния, как живут городские люди, а удивляются тому, как это люди, живя среди природы, борются с ней.

3) Движение есть иллюзия, необходимо вытекающая из на-

шей отделенное™. Признать смысл жизни в нашем отдельном

совершенствовании (расширении пределов) нельзя, потому что

всякое совершенствование, всякое расширение есть ничто среди

бесконечного пространства и времени; признать смысл жизни, как я делал это прежде, в прогрессе — единении существ, опять

нельзя, потому что опять всякое единение ввиду бесконечности

пространства и времени есть ничто. Так что жизнь наша есть дви-

жение только для нас, но в действительности жизнь неподвижна.

Для чего-то я еемь отделенное от всего другого духовное су-

щество, которому кажется, что оно движется среди движущихся

существ, между рождением и смертью. Существу этому несом-

ненно твердо, хорошо только в той мере, в которой оно сознает

свою духовность. Сознание же этой духовности кажется ему рас-

ширением его пределов. И потому я признаю это сознание своей

духовности или расширение пределов своим законом, или волей

Того, кто поставил это духовное существо, составляющее мою

жизнь, в условия отделенности. Отделейность духовного суще-