Философское знание: модусы производства и признания

Яркая и сразу захватывающая книга талантливого автора, которая лежит перед Вами, еще интереснее, чем кажется на первый взгляд. Она исполнена тонкой и скрытой иронии, а также, как я догадываюсь, – и подчас мучительной самоиронии. Философ от Бога, к тому же выпускник философского факультета, волею судеб оказывается на факультете социологии и не без дарования и с энтузиазмом уже не один десяток лет разыгрывает Театр социолога-профессионала. Перед Вами, уважаемый читатель, отчет об

этом блестящем спектакле, где философ самозабвенно и истово играет роль социолога. Показательна уже первая фраза, с которой книга начинается. Мол, «эта книга о философах и философии, написанная с позиций социологической аналитики»! Позволю себе воскликнуть вместе с К. С. Станиславским: «Не верю!» Эта книга, наряженная в платье «социологической аналитики», на самом деле самая что ни на есть философская. Она о самом глубинном в самом авторе, а потому о самом глубинном в каждом из нас, читателей его книги. Ведь каждый человек по преимуществу философ. И как органически причастные философии все мы носим в своей душе мучительный разлом между глубинным, основательным, базовым Абсолютным духом, присутствующим потаенно в каждом из нас, – хотим мы того, или не хотим, – и теми позитивно-научными формальными играми, которые «престижны», «основательны», «солидны», но на самом деле бездушны и пусты. Тем страшнее этот разлом, если он касается не физики и химии (хотя и там он, этот разлом, глубинным образом присутствует!), а собственно духовной сферы. «Страшно и приятно», когда о философии, религии и искусстве начинают рассуждать как о позитивных областях знания. – «Быть или не быть? Вот в чем вопрос». И, как уверяет нас (в шутку или всерьез?) ученый-кибернетик, ответив на этот вопрос, мы получаем всего один бит информации! – Что нам один бит информации, когда дешевенькая флешка, продающаяся на каждом углу, вмещает в себя десятки гигабайтов! Что нам, детям компьютерной революции, «элементарный» Гамлет всего лишь с одним своим жалким битом!

Какое вообще возможно «производство» в сфере Абсолютного духа!? Так мы и до «производительности труда» дойдем в философии. О каком «производстве» можно говорить, когда налицо «скандал в философии»!? Поэтому о «производстве» в сфере Абсолютного духа можно говорить только иронично. Вот почему книга Семенкова полна скрытой иронии. В этом она глубинным образом рифмуется с книгой Г. Л.Тульчинского, выпущенной этим же издательством [1] , хотя у Вадима Евгеньевича книга получилась и не такая злая, как у язвительного Григория Львовича.

Ну ладно, оставим «производство философского знания». Кажется, что «признание» – это совсем другое дело. И в античности одних философов признавали, других нет; как именно они боролись за признание, рассказывают нам доксографы. Но если говорить всерьез, то философ, стремящийся к признанию, это уже и не философ в полной мере, а, по крайней мере, частично – софист, о которых есть прекрасный раздел в лежащей перед Вами книге. Как добиться «признания», и достойно ли добиваться его, если философское «производство» столь сомнительно!? Философ, как и поэт, понимает тщету признания, но тем не менее, – слаб человек! – не может не добиваться его. И к философу относятся слова Пушкина:

Ты царь: живи один. Дорогою свободнойИди, куда влечет тебя свободный ум,Усовершенствуя плоды любимых дум,Не требуя наград за подвиг благородный.Они в самом тебе. Ты сам свой высший суд;Всех строже оценить умеешь ты свой труд.Ты им доволен ли, взыскательный художник?Доволен? Так пускай толпа его бранитИ плюет на алтарь, где твой огонь горит,И в детской резвости колеблет твой треножник.

Моя позиция, с порога отрицающая «производство» и «признание» в философии, была бы верна, если бы не существовало институционального плана в философии, если бы она не была частью не только культуры, но и цивилизации. Это было бы верно, если бы философия только была. Но ведь она еще и бытийствует в нашем земном мире. Разлом между Абсолютным духом и позитивным знанием, как явствует, из книги В. Е. Семенкова, это обнаружение трагического разлома между Небом и Землей, – между миром Горним и миром Дольним. То, что поначалу кажется иронией и улыбкой, в итоге оборачивается трагедией, которой не может избежать ни один думающий человек.

Дорогой читатель! Прекрасная книга Вадима Семенкова, лежащая перед Вами, требует серьезной работы, прочтения в ней не только текста, но и осмысления подтекста, и если это Вам удастся, то Вы, несомненно, станете духовно богаче. В жизни Абсолютного духа никаких гарантий успеха нет, а потому – удачи Вам!

Профессор К. С. Пигров К. С.,

имевший некогда честь

преподавать В. Е. Семенкову

Эта книга о философах и философии, написанная с позиций социологической аналитики. Автор выбрал пока еще новый для социологической рефлексии объект: профессиональное философское сообщество, и предложил свой анализ в виде ряда очерков. Эти очерки были написаны на протяжении «нулевых» годов и почти все опубликованы в периодических изданиях и сборниках. Автор не ставил своей целью дать

критику сообщества с позиций превосходства одной дисциплины над другой. Цель была совсем иная – показать возможность постороннего взгляда на те проблемы и сюжеты, которые философы считают «своими» по преимуществу. Так сложилось, что очень долгое время ситуацией в философском сообществе если кто и интересовался, то только сами философы. Можно указать на социологический анализ ситуации в области естественных наук (Бруно Латур), в области литературы (Пьер Бурдье), в области медицины (Мишель Фуко), но анализом ситуации в философии социологи пока занимаются мало. Наиболее показательной работой на русском языке является работа Рэндалла Коллинза «Социология философий: Глобальная теория интеллектуальных изменений», но в ней представлен взгляд на объект с позиций истории философии. Монография Рэндалла Коллинза – это, без всякого сомнения, выдающийся научный труд, но к социологии он имеет косвенное отношение. Автор считает возможным дать такой вердикт относительно книги Коллинза, потому что социология – это наука о настоящем, а прошлое если и интересует социолога, то только для того, чтобы понять, что происходит сейчас. Автора данной работы, в свою очередь, интересовало настоящее философского сообщества. Именно таков был исходный интерес в написании статей на тему «социология философии».

Однако сам замысел «социология философии» можно реализовать в разных версиях. Социологически философию можно раскрывать: 1) с позиций социологии науки, 2) с позиций социологии профессии, 3) с позиций социологии знания.

Социология философии как социология науки. Можно раскрывать «социологию философии» с позиций социологии науки, осмысляя философию в ряду других наук. Такой взгляд мало интересен, потому что он совсем не нов, ибо именно с этих позиций написано немало работ позитивистского плана. Кроме этого, в социологии науки доминируют количественные методы и апелляция к верификации полученных данных через формализацию. Процедура формализации, конечно, заслуживает внимания и уважения. Но надо учесть, что эта процедура не в чести у философов. Последним важна не верификация (тест на истинность), а версификация (правила речи), ибо именно версификация является проблемой в современной философии. Если учесть, что адресатом данной книги являются люди, ангажированные философией, то выбор версификации представляется предпочтительным.

Социология философии как социология профессии. Взгляд на философов с точки зрения социологии профессии очень интересен. Быть профессиональным философом – значит читать книги. Это высказывание можно рассматривать и в плане сущего, и в плане должного. С этих позиций можно зафиксировать профессиональный хабитус философа, специфику его коммуникации как внутри сообщества, так и за его пределами. Однако этот взгляд предпочтителен, если давать критику сообщества: кто кого читает, как читают, читают ли вообще? При этом социолог должен «прикинуться» невеждой в вопросах философии, в специфике работы философа. Это не всегда, но часто бывает необходимо для остроты взгляда при анализе профессиональных практик, чтобы показать и заново проблематизировать сложившийся канон профессиональной работы. Автору же данной работы интереснее было преодолеть свой изначально критичный настрой к философскому сообществу и показать не столько специфику профессиональной коммуникации, сколько те места и направления, где возможно развитие философского знания сейчас. Именно поэтому замысел «социология философии» был развернут с позиций социологии знания.

Социология философии как социология знания. Социология знания более легитимна для самих философов уже в силу своей изначальной философичности. Предпосылки такой социологии возникли еще в XIX веке, когда именно философы поставили под сомнение суверенитет разума, выявив различные факторы, детерминирующие деятельность сознания. Это воля (Шопенгауэр, Ницше), погруженность в существование (Кьеркегор), и, наконец, классовые интересы (Маркс). Существенно, что в рамках самой философии шло умножение числа всеобщих условий опыта: воля, классовые интересы, язык, идеология. Но это обостряет вопрос о статусе самого философского знания. Возможно ли философам самим преодолеть эту социальную обусловленность, вытащить себя из болота детерминированности классовыми, социальными, профессиональными интересами на чистую почву объективного знания? Уже в XX веке, номинально социолог, а по сути философ, Карл Манхейм, отвечая на эти вопросы, сделал важное уточнение о том, что надо разводить осознанную ложь и искренние заблуждения. Поэтому и целью социологии знания должно быть не разоблачение, а лишь определение модуса связи между социальным положением и точкой зрения профессионального философа. Это касается и вопроса производства идеологических высказываний. У профессиональных философов понятие идеологии должно распространяться на собственную позицию. У российских философов с идеологией сложные отношения, с одной стороны вопросы производства идеологии долгое время не были предметом философских размышлений (сказывались внешние политические факторы), с другой стороны, сциентистский модус существования философии во второй половине XX века мешал философам быть восприимчивым к общезначимым темам и суждениям. Показательно, что в либеральных США академичный философ Джон Ролc еще в 1970-е годы написал фундаментальную «Теорию справедливости», а отечественные философы весь XX век на эту тему молчали. Сейчас ситуация хоть и медленно, но меняется: появляются публичные философы, множатся профессиональные контакты, меняется и расширяется репертуар философских тем и сюжетов. Но остается вопрос о том, что именно в современной культуре должно подвергаться философской экспертизе? Какие задачи должны решаться философами в профессиональных кругах, а какие – на широкой аудитории? Каков сегодня модус признания философа? Автор данной работы предлагает свои ответы на эти вопросы, претендуя не столько на оригинальность своих суждений, сколько на значимость этих высказываний для самих философов.