Философы из Хуайнани (Хуайнаньцзы)

Автор неизвестен

Крик один и тот же, но если он исходит от домашних старцев, то вызван любовью и заботой, а если от кредитора, то ведет к ссоре и тяжбе. Нет оружия сильнее воли, и даже меч Мо Се ей уступает; нет разбойников больших, чем Инь-Ян, и барабан и палочки бессильны против них [905] . Мудрец вершит добро не ради славы, а слава приходит; слава не есть непременное условие выгоды, но выгода следует за славой. Так же и человеческие радости и печали — они существуют сами по себе, не ради танца, но танец сопутствует им. Поэтому совершенный человек не придает значения внешним формам, — он лишь пользуется ими, как естественно потереть засорившийся глаз, искать опоры, оступившись. Мудрец осуществляет правление молча, не выставляя напоказ своих достоинств, только потом люди узнают, что они велики. Это подобно тому, как нет соперников скакунам Ци и Цзи [906] при дневном свете, ночью же их можно сравнить со слепцами — только с восходом солнца обнаружится разница.

905

См. прим. 24 к гл. 9.

906

О скакунах Ци и Цзи см. прим. 34 к гл. 9.

Все в одно время полезно, в другое превращается в ущерб, ибо ущерб сопутствует

пользе. Поэтому в Переменах говорится: «Разрушая, нельзя разрушать до конца — надо оставить что-то для возрождения» [907] . Скопление тонкости дает толщину, скопление низкого дает высоту. Благородный муж старательно создает себе славу, ничтожный человек угрюмо приближает свой позор, и где их концы и начала, не разглядел бы даже Ли Чжу. Вэнь-ван внимал добру так, как будто боялся не успеть; остерегался недоброго так, как будто опасался дурного предзнаменования, — и все это не ради одного дня, а думая о будущем.

907

«Книга перемен», гл. «Толкования порядка гексаграмм» (Сюйгуа чжуань), ч. 1 (цитата неточная). В русском переводе этого раздела у Ю.К. Щуцкого нет.

Поэтому в Песнях поется:

Хоть Чжоу и древле, Быть ему с новой судьбой! [908]

Кто хранит в себе природное чувство, бережет в себе природу, того Небо не убьет, Земля не погубит. Пусть слава твоя наполняет Небо и Землю, а блеск ее соперничает с сияньем Солнца и Луны — это приятно. Если ты обращен к добру, то не будешь знать ненависти, даже в чем-то и перейдя меру; но если не обращен к добру, то и от преданных можно ожидать беды. Поэтому, чем винить других, лучше сердиться на себя; чем требовать от других, лучше быть требовательнее к себе. Молву сам возбуждаешь, себя сам выставляешь напоказ, имя сам себе создаешь, своим поступкам сам хозяин. Все — ты сам, что ж винить других, хвататься за копье и колоть, выхватывать нож и вонзать?! Гуаньцзы одевался в парчу и, хотя это было нехорошо, стоял на приемах в храме предков; Цзычань покрасил белые [храмовые] одежды, это красиво, но непочтительно [909] . Тот, кто одет в рубище, а за пазухой держит нефрит [910] , пуст, но способен наполняться, пресен, но способен обретать вкус.

908

Книга песен, III 1, 1. Вариант перевода А. А. Штукина, Шицзин, с 329.

909

Гуаньцзы, будучи первым министром, не всегда соблюдал установленный ритуалом порядок, об этом, в частности, пишет Сыма Цянь в своих «Исторических записках» (пер. Р В. Вяткина, т. 7, с. 35). Цзычань — Гунсунь Цяо по имени Цзычань, первый министр в царстве Чжэн (VI в. до н. э), больше сорока лет державший власть в своих руках. Влиятельный политик, искусный дипломат, широко известный в древнем мире. Эта фраза вызывает затруднения у комментаторов (см. Чжан Шуанди, т. I, с. 1060-1061). Возможно, имеется в виду какая-то деятельность Цзычаня, которая не встречала полного одобрения. Например, известно, что он ставил милосердие выше закона, за что заслужил неодобрение Мэнцзы (IV-III вв. до н.э), который сказал: «Милостив, но не умел управлять» (Мэнцзы 8, 2). Древнекитайская эстетика ставит все естественное выше искусственного, соответственно «некрашеное» выше «крашеного», как «материал» («природа») выше «изделия» из него. Известен диалог Конфуция со своим учеником на тему, что сначала — ритуал или милосердие. В результате с помощью аналогии с простой и расшитой тканью устанавливается, что «ритуал вторичен» (Лунь юй, III 8).

910

Ср. Дао дэ цзин, § 70, пер. Ян Хиншуна.

Двоедушие не способно завоевать и одного человека, но искреннее сердце может овладеть сотнями людей. Орхидея, посаженная мужчиной, прекрасна, но лишена аромата; приемные дети бывают толсты, но вид их нездоров — природное чувство не принудишь. Жизнь дается нам временно, а смерть есть возвращение к изначалу. Хун Янь, отстаивая честь, принял смерть [911] .

Ванцзы Люй предпочел раскинув руки упасть на меч, но не идти на соглашение с Бай-гуном [912] , потому что нельзя ради временного наносить вред вечному. В мире, в котором царит порядок, справедливость служит защитой жизни; в мире, в котором царит смута, ценою жизни защищают справедливость. Смертный час — это завершение поступков, поэтому благородный муж осторожен в этот момент — ведь им можно воспользоваться только один раз. Струсивший не всегда был трусом — просто, когда пришел трудный час, не сумел уберечь то, что должно хранить; жадный не всегда был алчен — просто, соблазнившись выгодой, забыл о вреде. Юйский гун, увидев нефрит из Чуйцзи, не знал, что Го уже готовят ему беду [913] . Только совершенный человек ничем не может быть совращен.

911

Хун Янь — согласно легенде, слуга вэйского И-гуна (VIII в. до н.э). Когда северные племена ди напали на царство Вэй, то они съели И-гуна, а печень его осталась. Хун Янь вспорол себе живот и вложил внутрь него печень господина (печень у древних китайцев считалась средоточием храбрости и мужества).

912

Ванцзы Люй известен только по этому эпизоду. Бай-гун по имени Шэн, сын чуского Пин-вана (V. в до н.э.), хотел посадить Цзылюя на престол, но тот отказывался. Тогда Бай-гун решил принудить его к согласию и ударил копьем, но Цзылюй и раненный не принял престол.

913

См. гл. 7.

Кто жаждет славы, думает только о себе, — что пользы ему в других? Поступки же мудреца подчинены долгу, его глубокая забота идет изнутри, — что проку ему в самом себе? Поэтому предков и царей было много, но Тремя царями назвали только одних, бедных и безродных много, но только Бо И восславлен [914] . Если бы высокородство означало мудрость, то мудрецов было бы множество; если бы бедность означала милосердие, то добродетельных была бы тьма. Почему же тогда мудрецов и добродетельных единицы?

914

Три царя — основатели династий Ся, Шан, Чжоу-Юй, Тан, Вэнь-ван вместе с сыном У-ваном. Бо И — конфуцианский праведник, с ним связана следующая легенда: когда У-ван поднялся в поход на нечестивого правителя Чжоу Синя, Бо И и его брат Шу Ци повисли на уздечке его коня, пытаясь этому воспрепятствовать, поскольку по конфуцианским правилам младший (низший) не может поднять руку на старшего (высшего). Не преуспев в этом деле, Бо И и Шу Ци удалились на гору Шоуян, чтобы не ступать по земле супостата, и

умерли там с голоду.

Сосредоточенные на самих себе, люди бездумно и беззаботно проводят дни в суете, гоняясь за новизной, — забывая, что старость уже на пороге. Начинают с молодости, а кончают зрелыми мужами. От себя не убежишь и от других не скроешься. Идя по бревну над водой, не спрячешь страха, даже если вокруг люди. Заставить других поверить себе легко, но прикинуться, что сам себе веришь, — трудно. Если чувство предшествует действию, действию все становится под силу; если ему все под силу, то все узлы развязываются; а если все узлы развязаны и нет путаницы, то становится легко. Когда танский Яо и юйский Шунь брались за дело, они делали его не из сочувствия к народу, они радовали только себя, а Поднебесная приходила к порядку; сяский Цзе и Чжоу Синь не из разбоя поступали так, как поступали, они тоже радовали себя, а все дела разлаживались. Порядок или смута царят в государстве, зависит от того, с любовью или с ненавистью здесь подают советы.

Поступки мудреца ни с кем не сходятся и не расходятся. Подобно тому как барабан в оркестре ни с чем не согласуется и ни с чем не диссонирует [915] . Струнные инструменты, духовые или ударные — маленькие, большие, длинные или короткие, — каждый вступает по очереди. Все звуки разные, а образуют гармонию. Господа и слуги, верхи и низы заняты различной службой, но множество разнообразных дел оказывается согласованным. Ткач с каждым днем увеличивает пространство своего полотна, а пахарь — уменьшает незапаханную площадь. Направление их действий противоположно, а успех одинаков.

915

Барабан (в том числе китайский) обладает постоянной настройкой на относительную высоту в отличие от темперированного строя других инструментов, в частности струнных.

Шэнь Си [916] , заслышав песню нищей, проникся скорбью, вышел наружу и видит — его мать. Во время битвы при Айлине Фу Чай [917] воскликнул. «Счастье с нами — мы побеждаем!» В обоих случаях раздались звуки, но то, в чем они уверяют, разное и зависит от вложенного в них чувства. Если сердце скорбит, то и песня не радует; если сердце ликует, то и плач не печалит. Учитель говорит: «Струна права, это в звуке ложь» [918] . Форма — это то, чем соприкасаемся с вещами, чувство же остается скрыто внутри, и тот, кто захочет вывести его наружу, если увлечется формой, то погубит чувство, а если излишне отдастся чувству, убьет форму. Только когда чувство и форма проникают друг в друга, являются нам феникс и цилинь [919] , тогда говорят, что совершенная добродетель способна привлечь и далеких.

916

Шэнь Си, согласно легенде, потерял свою мать, и она нищенствовала на дорогах. Известен только по этому эпизоду.

917

Фу Чай — правитель царства У (V в. до н.э), нанес поражение цисцам при Айлине в 489 г. до н. э.

918

Комментатор приводит эти слова как слова Конфуция, но при этом не дает отсылки ни к какому тексту.

919

См. прим. 10 к гл. 1.

Колесник Ян говорил своему сыну: «Хороший мастер осторожно нащупывает меру между угольником и долотом. Овладение ею делает любые вещи совершенными» [920] . Мудрые государи таким же образом управляли народом, Отец Цзао — конями, И Ляо [921] — болезнями. Одинаково имели дело с материалом, но каждый использовал его по-своему. Когда высшие рождают замысел, а народ его подхватывает, это значит, что в нем заложено искреннее чувство. Без слов доверяют, без зова приходят. Если же тот, кто впереди, озабочен тем, что его не знают, значит, он сам не познал себя. Заносчивость и чванство рождаются от недостаточности, а хвастливость и вранье есть производные от зазнайства. Те же, кто искренен и открыт, — счастливы и не ведают беспокойства, это естественно для них, как крик для филина, как проворность для медведя. Чем тут кичиться? Весной дева задумчива, осенью муж печален — они наблюдают превращенье вещей [922] . Плачет ли кто на крик, стонет ли всхлипывая — по звуку узнаем о переживаемом. Выражение лица, внешний облик, осанка и поза могут выдать ложность чувства.

920

Притча известна из «Чжуанцзы» (правда, там Колесник носит имя Пянь). См. Атеисты…, с. 202-203.

921

Легендарный лекарь.

922

Весна — время смены эфира инь (сил холода и тьмы) животворным эфиром ян (силами тепла и солнца), а осень — время ухода ян и прихода инь, несущего смерть (сон) живому. В фольклоре весна — время свадеб, а осень — военных походов и охот.

Мудрецы с трепетом относились к своему внутреннему чувству и достигали в его постижении высшего предела. Последует ли за подвигом признание — это определяется Небом, а быть ли покорным порядку вещей — это человеческое. Тайгун Ван и Чжоу-гун Дань были созданы Небом не для У-вана; Чун-хоу и Элай [923] были порождены Небом не для иньского Чжоу, просто всякому времени — свои люди. Просвещение — это дело благородных мужей, малые люди только окутываются им как благодатью [924] , выгода — это дело малых людей, благородные мужи лишь пользуются ею. Некогда, во времена Цзицзы от Восточных ворот [925] , на дорогах не поднимали утерянного, оставшееся непосеянным просо ночевало на краю поля — и благородные мужи, и малый люд брали столько, сколько им было нужно. Поэтому праздник одного был праздником всех [926] .

923

Чунхоу — подвластный иньцам правитель времен Чжоу Синя. Элай — слуга иньского Чжоу Синя.

924

Малые люди (или в иных контекстах — ничтожные люди) и благородные мужи — антиподы, они противостоят по социальным, нравственным и эстетическим параметрам.

925

Цзицзы от Восточных ворот (Дунху Цзицзы) — древний правитель, время жизни которого относится к эпическому периоду чжоусцев.

926

Аллюзия на речь чжоуского Му-вана (см. прим. 34 к гл. 9) из «Книги преданий».