Философы от мира сего
Шрифт:
Должен признаться, что я не симпатизирую тем, кто считает, будто борьба за существование является естественным состоянием человеческого рода, будто давка, толкотня, работа локтями и хождение по головам - на чем основан нынешний общественный порядок - делают его лучшим из всех возможных или по крайней мере являются неотъемлемой частью этой фазы промышленного развития[109].
Но, презирая стяжательство, Милль видел и его пользу:
Была и вторая, пожалуй, более убедительная причина. Взвешивая все за и против касательно идеального общества коммунизма, Милль столкнулся с трудностью и написал о ней так:
Вопрос в том, сохранится ли простор для индивидуальности и характера; не станет ли общественное мнение тяжелым ярмом на шее необычных людей; не приведет ли полная зависимость каждого члена общества от всех остальных, вкупе с наблюдением всех за каждым в отдельности, к измельчанию, вырождению всех мыслей, чувств и действий в однородную массу... Ни одно общество, где эксцентричность является достаточной причиной для упреков, не может считаться здоровым[111].
Это говорит уже "политическая" часть Милля, впоследствии - автора трактата "О свободе" - может быть, величайшего из его произведений. Но нас интересует прежде всего Милль-экономист. Его "Основы..." были несравненно больше, чем очередное исследование возможностей реформы общества. На их страницах содержалась грандиозных размеров модель, предрекавшая капитализму определенную траекторию развития, - в этом Милль повторял тех же Смита и Рикардо. Но вот конечная точка этой траектории заметно отличалась от всех предыдущих прогнозов. Как мы видели, Милль верил прежде всего в возможность изменения общественного поведения. Следовательно, он отказался принимать как данность тот факт, что склонность людей к продолжению рода практически лишает рабочий класс шансов на заметное улучшение качества жизни. По Рикардо, именно этот механизм обрекал нас на вечно жалкое существование. Сам Милль считал, что достаточно дать низшим классам элементарное представление о подстерегающей их мальтузианской угрозе, и они добровольно ограничат свою численность.
Именно в тот момент, когда Милль отбрасывал влияние численности населения на заработки, его модель начинала резко расходиться с конструкциями Смита и Рикардо. Конечно, процесс накопления подстегнет заработки, но на этот раз толпы детей не выбегут на улицы, предотвращая давление возросших зарплат на прибыли. А значит, оплата труда возрастет, а накоплению капитала придет конец. Таким образом, система, по Миллю, достигнет высокого, но стабильного уровня развития, что, несомненно, произошло бы и в моделях Смита и Рикардо, не будь в них заложена уверенность в неутолимой жажде размножения.
Различия на этом не заканчиваются. Милль воспринимает этот стабильный уровень не как логичный итог капитализма и экономического прогресса, но как первую стадию социализма, на которой человечество наконец перестанет гнаться за экономическим ростом и обратит внимание на крайне важные вопросы свободы и справедливости. А сама стабильность общества будет располагать к великим преобразованиям. Государство предотвратит присвоение землевладельцами не заработанных ими денег, а также будет изымать наследство
Что это, очередная утопия? Глядя на невиданный экономический рост, начавшийся одновременно с последним изданием "Основ..." и растянувшийся на целое столетие, можно лишь посмеяться над Миллем, считавшим, будто Англия (а значит, и весь мировой капитализм) находится на "расстоянии вытянутой руки" от описанной им стабильности. И все же мы не можем отмести пророчества Милля как типичную для викторианской Англии выдачу желаемого за действительное - достаточно бросить мимолетный взгляд на проблемы, ожидающие капитализм в течение ближайших поколений, а также учесть степень, в которой ряду капиталистических стран, включая Голландию и скандинавскую троицу, удалось интегрировать в свое экономическое устройство заметную долю социальной ответственности. Проигнорировать аргументы Милля несложно, может быть, именно потому, что он был настоящим викторианцем: его сдержанный стиль и особое внимание к аргументации вряд ли увлекут современного читателя. Как бы то ни было, если Милля вывели через парадную дверь, это совсем не значит, что он не сможет явиться вновь, на сей раз через черный ход.
Так давайте же достойно с ним попрощаемся. Он прожил до 1873 года и в старости был окружен абсолютным почтением, граничившим с обожанием. Этот человек дал людям надежду и избавил от опасений за свое будущее, которые им привили Мальтус и Рикардо, и его реверансы в сторону социализма были забыты и прощены. В конце концов, многие из защищавшихся им идей находили отклик не только у социалистов: взять хотя бы налогообложение рентных доходов, налог на наследство и создание рабочих кооперативов. Идея профессиональных союзов не вызывала у него особого энтузиазма, и уважаемые члены общества вполне разделяли подобное мнение. Провозглашенная им доктрина была самой что ни на есть английской: оптимистичная, реалистичная, она избегала радикальных предложений, а в постепенности преобразований видела залог успеха.
"Основы политической экономии" были очень успешной книгой. Еще при жизни автора довольно дорогой двухтомник переиздали семь раз. Один раз, и в этом весь Милль, он за свой счет издал свой труд в одном томе, так что тот стал доступен представителям рабочего класса. Еще до его смерти было распродано пять тиражей в более дешевом оформлении. Милль стал Великим Экономистом своего времени; о нем говорили как об истинном наследнике Рикардо, а иногда и весьма лестно сравнивали с самим Адамом Смитом.
Даже если оставить за рамками его экономическую деятельность, этого человека было трудно не уважать. В дополнение к труду "О свободе" Милль написал "Логику", "Размышления о представительной форме правления" и "Утилитаризм" - и все эти труды стали классическими. С остротой его ума могла соперничать лишь необыкновенная доброта. Когда Герберт Спенсер, бывший вечным оппонентом Милля по части философии, хотел было отказаться от задуманной им серии книг об эволюции общества в силу стесненных финансовых обстоятельств, Милль предложил свою помощь. "Я прошу Вас не считать это личным одолжением, - писал он, - хотя даже будь оно таковым, я был бы очень рад иметь возможность сделать его. Но все это не имеет никакого отношения к делу - это всего лишь предложение сотрудничества на благо общества, и вложенные в него Ваши усилия и Ваше здоровье трудно переоценить" [112] .
112
Mill, Autobiography, vol. I., p. 1146.