Финал всего этого
Шрифт:
Кендра пришла в тот же вечер в девять. И первые полчаса я занимался с ней любовью, а вторые пытался решить, рассказать ей про то, что ее мать приходила ко мне, или нет.
Позднее, перед топящимся камином с замечательным старым "черным" фильмом "Шансы против наступления завтра", мы во второй раз занялись любовью, и вот тогда, лежа в милой прохладе ее рук, когда наши запахи и выделения слились воедино, я сказал:
– Сегодня сюда приходила Эми.
Она напряглась. Вся.
– Зачем?
–
– Стерва! Я так и знала.
– Что она придет сюда?
– Что придет и повиснет на тебе. Что и было, так?
– Так.
– Но ты не...
Мне ни разу не приходилось лгать ей прежде, и это оказалось гораздо труднее, чем я предполагал.
– Иногда все вырывается из-под контроля...
– Блядство!
– Я хочу сказать, без всякого намерения, случается...
– Блядство, - повторила она.
– Ты ее трахнул, так?
– Из самых лучших побуждений, ты...
– Перестань вякать. Просто скажи это. Скажи, что ты ее трахнул.
– Я ее трахнул.
– Как ты мог?
– Я не хотел.
– Конечно.
– И я смог только раз. Второго не было.
– Как благородно.
– И я сразу же об этом пожалел.
– Эми говорила мне, что ты, когда выглядел урод уродом, был одним из самых прелестных людей, каких она когда-либо знала.
Она встала, воплощение красоты, бесстыдно нагая, и направилась в спальню.
– Лучше бы ты оставил свое лицо безобразным, Роджер. Тогда бы твоя душа осталась прекрасной.
Несколько секунд я пролежал, раздумывая над ее словами, а потом ринулся в спальню.
Она одевалась с бешеной торопливостью. Но еще не успела застегнуть бюстгальтер. Только одна грудь скрылась в чашечке. Вторая выглядела одинокой и необыкновенно милой. Мне нестерпимо захотелось расцеловать ее и потетешить, как младенца.
Но тут я вспомнил, зачем оказался здесь.
– Полная чушь, и ты это знаешь.
– Что - чушь?
– сказала она, убирая в чашечку вторую грудь. На ней уже были колготки, но юбку она еще не надела.
– Да все это дерьмо, будто мне следовало оставить свое лицо безобразным, чтобы моя душа осталась прекрасной. Не подвергнись я пластической хирургии, ни ты, ни твоя мать даже не поглядели бы на меня.
– Неправда!
Я улыбнулся.
– Черт! Не отрицай, Кендра. Ты красавица. И не стала бы связываться с уродом.
– Послушать тебя, так я полная пустышка.
– Кендра, это же глупо. Спать с Эми мне не следовало, и я сожалею.
– Меня удивляет только одно: как это она еще мне ничего не сказала. Наверное, выжидает момента поэффектнее. И в ее версии, не сомневаюсь, ты бросишь ее на кровать и изнасилуешь. Вот что сказал ей мой отец в тот вечер, когда она застукала нас вместе. Что это я хотела...
– Господи! Так ты...
– Не до
– Да, чудесные в вашей семье отношения!
– Все это гнусно, и, поверь, я понимаю.
Я стоял в спальне, полной теней, освещенной только месяцем над косматыми соснами, и на меня навалилась усталость.
– Кендра...
– Не могли бы мы просто полежать рядом?
– В ее голосе тоже звучала усталость.
– Ну конечно.
– Без чего-либо, хочу я сказать.
– Я знаю, что ты хочешь сказать. И, по-моему, это чудесная мысль.
Мы тихо пролежали, наверное, шесть-семь минут, прежде чем занялись любовью - и еще никогда мы такие неистовствовали. Она набросилась на меня, даря наслаждение и боль в равной мере. Это было очищение, в котором я отчаянно нуждался.
– Она всегда была такой.
– Твоя мать?
– Угу.
– Соперницей?
– Угу. Даже когда я была маленькой, если, кто-нибудь хвалил меня, она злилась и говорила: "Ну, девочкам ничего не стоит выглядеть красивыми. Другое дело сохранять красоту, когда становишься старше".
– И твой отец ничего не замечал?
Она горько усмехнулась.
– Мой отец? Ты шутишь? Он обычно заявлялся домой поздно вечером, окончательно напивался, а потом забирался ко мне в постель и щупал меня.
– Господи!
Горький вздох.
– Мне наплевать. Теперь. Да пошли они на ...! Через шесть месяцев я получу свое наследство - от деда по отцу, - а тогда перееду, и пусть они играют в свои дурацкие блядские игры.
– Сейчас подходящий момент, чтобы сказать, что я тебя люблю?
– А знаешь, что самое сумасшедшее во всем этом, Роджер?
– Так что?
– Я тоже тебя люблю. В первый раз в жизни я кого-то люблю по-настоящему.
В ночь на 20 января, полтора месяца спустя, я лег рано с новым романом Сью Графтон в руках. Кендра отзвонилась из-за насморка. Я достаточно ипохондрик и не огорчился, что мы не увиделись, как условились.
Звонок раздался перед двумя часами ночи, когда я крепко спал - и именно тогда, когда проснуться особенно трудно.
Но я все-таки встал и долго слушал стенания Эми. Мне потребовалось много времени, прежде чем я понял, чем, собственно, вызваны ее рыдания.
Похороны происходили в темное снежное утро. Пронизывающий ледяной ветер чуть не сбил с ног тех, кто нес поблескивающий серебряный гроб от катафалка к могиле. Все вокруг было унылее тундры.
Позже в загородном клубе, где был сервирован поминальный завтрак, ко мне подошел мой старый школьный товарищ и сказал: