Финал всего этого
Шрифт:
– Держу пари, когда они его изловят, это будет черномазый.
– Я не удивлюсь.
– Ну, да. Бедняга спит в своей постели, и тут какая-то черная образина расстреливает его, а потом идет по коридору и стреляет в бедняжку Кендру. Говорят, она никогда уже не сможет ни ходить, ни говорить. Сидеть в чертовом инвалидном кресле с утра до ночи! Я в шестидесятых и семидесятых был либералом, но теперь я по горло сыт их дерьмом. По самый подбородок сыт.
Эми запоздала. В былые дни ее могли обвинить в том, что она сделала это нарочно, чтобы оказаться в фокусе всеобщего внимания.
В черном платье и черной вуали Эми выглядела чертовски эффектной. Черный цвет придавал ей траурную сексуальность.
Выстроилась очередь. Следующий час Эми принимала соболезнования стоявших в очереди, как и накануне в морге. Были слезы и смех со слезами, и ругательства со слезами. Старики выглядели ошарашенными - мир стал абсолютно непостижимым: вы богаты, а к вам в дом все равно вламываются и убивают вас в вашей собственной постели. Пожилые кипели гневом (т.е. проклятые черномазые!), а у молодых был скучающий вид (Рэнди же был алкоголиком, который еле держался на ногах и шипал всех молоденьких девушек за ягодицы - ну и что, если он издох, извращенец?).
Я был последним в очереди, и, увидев меня, Эми затрясла головой и зарыдала.
– Бедняжка Кендра, - сказала она.
– Бедняжка! Я знаю, как много она значила для тебя, Роджер.
– Мне бы хотелось навестить ее сегодня вечером, если можно. В больнице.
Эми еще раз всхлипнула под вуалью.
– Не думаю, что стоит. Доктор говорит, ей необходим покой. А Вик сказал, что утром у нее был очень утомленный вид.
Пуля вошла ей в голову чуть ниже левого виска. По всем законам ей следовало бы мгновенно умереть, но боги были в игривом настроении и позволили ей жить - парализованной.
– Вик? Какой Вик?
– Наш медбрат. Ах, я забыла! Ты же его не видел, верно? Он у нас только с воскресенья. Очень милый. Его рекомендовал один из хирургов. Ты с ним еще познакомишься.
Я познакомился с ним спустя четыре вечера. У кровати Кендры.
Очень атлетический и надменный, наш белокурый Вик, с рождения получивший тело и лицо, которые никакая пластическая хирургия не могла бы создать. Прирожденный Тарзан для моей обездоленной. Казалось, он вот-вот сорвет с себя темный дорогой костюм и устремится назад в джунгли убить парочку-другую львов. Кроме того, он был гордым владельцем презрительной усмешки, столь же впечатляющей, как и его тело.
– Роджер, это Вик.
Он постарался раздавить мне пальцы, я постарался не поморщиться.
Потом мы все трое посмотрели на Кендру в кровати. Эми наклонилась и нежно поцеловала Кендру в лоб.
– Моя бедная деточка. Если бы я только могла ее спасти...
Я в первый раз увидел, как Вик прикоснулся к ней, и мгновенно понял по его собственническому виду, что все - далеко не такое, каким кажется. Возможно, он был медбратом, но для Эми еще и кем-то особым, интимно близким.
Вероятно, они почувствовали, как я насторожился - во всяком
Эми одарила меня быстрой улыбкой, явно стараясь прочитать мои мысли.
Но мой интерес тут же угас. Я пришел к Кендре. Нагнувшись над кроватью, я взял ее руку и поднес к губам. Сначала я ощущал неловкость под взглядами Эми и Вика, а затем мне стало абсолютно все равно. Я любил ее, а остальное меня совершенно не трогало. Она была очень бледной, глаза у нее были закрыты, а ее-лоб покрывала тонкая пленка пота. Голова у нее была вся в белых бинтах, вроде тех, которые всегда фигурировали в богартовских фильмах, а также тех, которыми воспользовался Борис Карлофф в "Мумии". Я поцеловал ее в губы и окаменел от чудовищности всего этого. Женщина, которую я люблю, лежит почти мертвая - причем такая рана должна была ее убить - а у меня за спиной, только изображая горе, стоит мать Кендры.
Вошел доктор и сообщил Эми результаты нескольких тестов, проведенных утром. Несмотря на кому, она, видимо, начала реагировать на определенное стимулирование, которое еще неделю назад никак на нее не действовало.
Эми заплакала, предположительно в знак благодарности, а затем доктор попросил, чтобы его оставили наедине с Кендрой, и мы вышли в холл подождать.
– Вик переезжает к нам, - сказала Эми, - и уже будет там, когда Кендра вернется домой. Круглые сутки рядом с ней будет незамедлительная помощь. Чудесно, правда?
Вик внимательно наблюдал за мной. Презрительная усмешка не сходила с его лица. Вид у него был такой, будто он только сейчас обнаружил на каблуке кусочек собачьего экскремента. Не так-то просто быть могучим белокурым богом. Очень трудно не выпячиваться.
– Так значит, вы знакомы с хирургом Кендры, - сказал я Вику.
– Что?
– Эми упомянула, что он рекомендовал вас ей.
Они переглянулись, и Вик сказал:
– Ну, да, хирург, ага.
Он бормотал, будто кандидатка на звание мисс Америки, отвечающая на вопрос о патриотизме.
– И вы переезжаете туда?
Он кивнул со скорбным видом, как он, вероятно, полагал. Если бы он только мог как-то убрать эту усмешку!
– Я хочу помочь, насколько в моих силах.
– Как мило.
Если он уловил мой сарказм, то ничем этого не выдал.
Вышел доктор и заговорил округлыми шепотными фразами, уснащенными научным жаргоном. Эми пролила еще несколько слез благодарности.
– Ну, что же, - сказал я, - мне, пожалуй, пора. Тебе ведь надо побыть с Кендрой без помех.
Я поцеловал Эми в щеку и пожал протянутую руку Вика, который поставил свою хватку с максимальной на среднюю. Ведь и у кусков мяса бывают сентиментальные минуты. Он, даже попытался немножко сыграть роль, наш Вик.
– Трудность в том, чтобы заставить ее уйти до полуночи.
– Значит, она задерживается допоздна, а?
– сказал я.
Эми потупила глаза, как пристало святой, которую восхваляют в ее присутствии.
– Допоздна? Она бы всю ночь просидела тут, если бы ей разрешили. Ее отсюда не вытащить.