Финансы Великого герцога
Шрифт:
— И третий вопрос: куда, по вашему мнению, направится мсье Жак, если ему удастся уйти от погони?
— Он знал, что вечером я собираюсь ехать в Марсель. Я заказала билет, но у меня не было времени его забрать, потому что за мной гнались. Жак, конечно, постарается как можно скорее разыскать меня в Марселе…
Она замолчала, нервно сомкнув кончики пальцев. Очевидно, мысль о забытой сумочке и собственной беспомощности снова терзала ее. Но он уже принял решение. Даже не понимая, какая сила заставляет его произносить эти слова, он все же сказал:
— Мадам, это кажется невероятным, но дело
Незнакомка откинула вуаль и несколько секунд вглядывалась в его лицо так пристально, что он начал краснеть. Затем она проговорила:
— Вы одинаково любезны со всеми дамами, которые при подобных обстоятельствах встречаются вам на пути?
— При подобных обстоятельствах, мадам? — не задумываясь, парировал он. — Нет, такое со мной впервые. Но я безусловно был бы с ними так же любезен, если бы, как и сейчас, помощь им не доставляла мне ни малейшего неудобства.
— Ну разумеется, — возразила она, — сегодня я не доставила вам ни малейшего неудобства! Вы безусловно знали, что я свалюсь вам на голову в кафе и вы будете возить меня по Парижу? А затем сопровождать в Марсель? Не думаю, чтобы вы собирались туда ехать!
— Parbleu, madame, [49] вы несправедливы. В конце концов, я могу предъявить доказательство.
Он поспешно вытащил из внутреннего кармана бумажник и извлек оттуда билет первого класса до Марселя, приобретенный в агентстве «Кука», а также бронь на спальное место (целое купе). Она с любопытством изучала билет.
— Профессор Пелотард, — прочитала она по слогам. — Лондон. Так вы англичанин. Я так и думала. Хотя французским вы владеете как родным…
49
Черт побери, мадам (фр.).
— Я живу в Англии, — ответил молодой господин. Он удержался от того, чтобы задать незнакомке встречный вопрос — откуда родом она, хотя этот вопрос и вертелся у него на языке. — Итак, вы убедились, что я не соврал. Так вы принимаете мое предложение?
Она глядела на него ясно и спокойно.
— Да, — просто сказала она. — Если вы и вправду готовы проявить такое благородство по отношению к незнакомке…
Очевидно, она хотела продолжать, но он перебил ее:
— Благодарю вас за доверие, мадам. Но тогда мне придется задать вам еще один вопрос. Как вы думаете, враги знают о вашем отъезде?
— Это возможно, — сказала она, запинаясь. — В отеле я ничего не говорила, но после обеда, перед тем как выехать вместе с Жаком в город, я уложила вещи… Вы полагаете…
— Я почти уверен, что они поставили соглядатаев на главных вокзалах — если только их возможности им это позволяют?..
Он вопросительно взглянул на нее; она кивнула почти надменно.
—
— Замаскироваться? Что вы хотите этим сказать? Где? И сколько времени осталось до отхода поезда?
— Чуть больше пятнадцати минут. Где? Здесь, в машине. Подождите, сейчас вы все поймете.
Филипп Колин, которого теперь уже, наверное, узнал наш читатель, высунулся в окно и дал шоферу знак остановиться.
— Сколько отсюда до Лионского вокзала?
— Четверть часа.
— Не годится. У вас десять минут.
— Невозможно.
— Так надо.
Бедный шофер сомневался.
— Порядочное превышение скорости, — пробурчал он.
— И превышение таксы. Скажем, вчетверо. Плюс, если понадобится, оплата штрафа.
Шофер просиял.
— Mais alors, naturellement, monsieur! [50]
Он уже хотел запустить мотор, но Филипп Колин махнул ему рукой:
— Не трогайте, пока я не скажу! Мне самому нужно пять минут; вам на дорогу останется ровно десять.
50
Тогда конечно, монсеньор (фр.).
Озадаченный шофер снова остановил машину, а Филипп Колин тем временем молниеносно вытащил из внутреннего кармана дорожный несессер. Обронив «Простите, мадам!», он в следующую секунду освободил голову своей спутницы от синей вуали и шляпки. Затем его длинные, тонкие пальцы заплясали между маленьким несессером и ее лицом. Грим, помада, пудра и тушь ложились на ее лицо быстро и в полной тишине — то здесь, то там. Сквозь окно в салон падал свет от электрической дуговой лампы, и молодая дама, широко раскрыв голубые глаза, наблюдала в зеркале за превращениями, которые с ней происходили. То, на что требуется пятнадцать или двадцать лет, пальцы господина Колина сделали не более чем за четыре минуты: ее кожа сделалась дряблой; в уголках глаз появились усталые морщинки; у носа залегли складки, еще две или три перерезали лоб. Подбородок получил выражение вялости и безволия, и наконец настал черед заняться волосами. Несколько прикосновений маленькой расческой — и молодая женщина, к своему удивлению, увидела, что у нее в волосах, на висках и у шеи, появились многочисленные седые пряди. Не давая ей времени восхититься своим умением, Филипп схватил ее шляпку, пробормотал: «Варварство, но ничего не поделаешь», оторвал два больших, украшавших ее пера, сунул их в карман, а шляпку снова надел на голову. На шляпке он закрепил вуаль, завязав ее в маленький неописуемый узелок, какие обычно носят пожилые путешествующие англичанки.
— Что, если вы снимете автомобильный плащ? Вы не простудитесь? Он слишком узнаваем.
Молодая леди кивнула, смущенно улыбнулась и сняла плащ, под которым оказался синий костюм. В следующую секунду он свернул плащ и засунул его между подушек.
— Сойдет, — пробормотал он, критически окидывая ее взглядом. — Не забудьте, что вы должны ступать как можно тяжелее и опираться на мою руку. Вы говорите по-английски? Хорошо. Об остальном я позабочусь. Мы готовы! Пять минут ровно, — крикнул он шоферу.