Финикийский корабль
Шрифт:
Я крепко заснул и, вероятно, спал долго.
Холод разбудил меня. Месяц освещал ущелье, черные тени залегли в глубоких трещинах скал. Все пираты спали, костер потухал, и только вспыхивали его последние огни.
4. ВЕТЕР ПОДХВАТИЛ ПАРУСА
Мы находились внутри громадной каменной чаши. Софэра около меня не было. Это меня встревожило. Жив ли он? Что с ним сделали эти люди? Я поднял кем-то брошенный нож, тихонько вышел из круга, где на коврах лежали спящие, и спустился вниз по ущелью. Я думал о Софэре и Бен-Кадехе.
Тропинка,
В окошко смотрел блестящий глаз.
– Мальчик, - услышал я шепот, - подойди поближе.
Страшно было подойти - все казалось, что сзади по тропинке сейчас прибегут пираты и сбросят меня в море.
– Куда эта дверь?
– спросил я.
Голос из окошка ответил:
– Это яма, клоповник. Сюда князья запирают своих пленных.
– Посадили к вам сегодня старика?
– Нет, сюда сегодня сбросили молодого корабельщика со связанными руками.
– Может ли он поговорить со мной?
– Мы сейчас ему поможем подняться сюда.
Послышались стоны, тихие голоса, потом в окошечке снова показался чей-то глаз.
– Это ты, мальчик из Авали?
– Ты ли это, кормчий Бен-Кадех?
– Я. Скажи скорей, что делают теперь эти собаки?
– Все крепко спят.
– Если ты хочешь сделать храброе дело, достойное взрослого воина, осмотри дверь и попытайся открыть ее.
Я осмотрел дверь. Засов был большой, дубовый, ремни крепкие. С помощью ножа я разрезал ремни и сдвинул засов. Тяжелая дверь с трудом подалась. Из черного отверстия вышел Бен-Кадех с руками, скрученными за спиной. Я перерезал ремни, и Бен-Кадех с трудом расправил онемевшие руки.
– Скорей, выходите!
– шептал он в отверстие двери.
Оттуда вышли четыре человека, грязные, обросшие длинными волосами, как звери; ужасное зловоние исходило от них. Все они были покрыты язвами и кровоподтеками. Бен-Кадех запер дверь, заложил засов и снова затянул его ремнями.
– Идите за мной, - сказал один из вышедших узников, седой, тощий старик.
– Я покажу путь, по которому можно спуститься к морю.
– А где твой Софэр, жив ли он?
– прошептал Бен-Кадех.
Я объяснил, что около меня его не оказалось.
– Где искать его?
– Подымись на вершину, посмотри кругом, - торопил Бен-Кадех, - и как можно скорей приведи его вниз, к кораблю. Если сможешь, захвати с собой оружие. Мы ждать не будем. Если вы запоздаете, то погибнете.
Я понимал, что надо торопиться, что каждое мгновение дорого, и быстро поднялся к тому месту, где спали пираты. Ничего не изменилось. Некоторые лежали, разметав руки, что-то бормотали, вскрикивали и хрипели, точно кто-то душил их.
Я подошел к хижине. Высокий человек преградил мне дорогу.
– Я давно замечаю, что ты ходишь
Это был Лала-Зор. Его лицо было мрачно, он опирался на топор с длинной рукояткой.
– Я ищу старика Софэра, - ответил я.
– Я спал около него на ковре, а теперь его там нет.
– Наверное, сидит на корабле и смотрит в ту сторону, где осталась его родина. Ты его еще увидишь. На этом острове никто и ничто не пропадает. А сейчас пойди со мной.
– Лала-Зор толкнул ногой дверь и прошел в хижину.
Я прошел с ним в небольшую комнату, освещенную коптящим светильником. В ней спало несколько человек. В глубине была вторая, низкая дверь. Мы пошли дальше и оказались в большой пещере. С потолка свисали хрустальные сталактиты, в которых играли огни от трех бронзовых подсвечников. Стены и пол были убраны множеством разноцветных ковров. Ряд сундуков стоял около стен. На них лежали потемневшие от времени панцири и шлемы и разное оружие.
Лала-Зор опустился в красивое кресло, отделанное слоновой костью, и указал рукою на скамеечку у его ног.
– Сядь, мальчик, и слушай, что я скажу. Здесь, в этих сундуках, сложены бесчисленные богатства. Их там так много, что мне мог бы позавидовать любой царь. Отныне ты будешь моим слугой. Я очень болен, часто открываются старые раны, и тогда я теряю все мои силы. Мне нравится, как ты ухаживаешь за слабым стариком, я хочу, чтобы ты так же ухаживал за мной. Старик мне сказал, что ты добрый и честный мальчик. Если я увижу, что ты предан мне, я тебя объявлю моим сыном, и все это богатство будет твоим.
Он внимательно посмотрел на меня.
– Но что я буду делать со всем этим богатством?
– спросил я.
– Я думаю, что оно и тебе только мешает. У моей матери есть хижина на высоком берегу моря, и около нее растет пальма, которая каждый год дарит нам мешок фиников. В нашей хижине есть очаг, он нас греет, и на нем Ам-Лайли печет лепешки. У нас есть циновка и бараний мех, на которых мы спим, и есть плащ - он нас покрывает и защищает в холодную погоду. Разве тебе нужно столько светильников, когда достаточно одного, чтобы писать буквы, как Софэр, или прясть нитки, как делает мать? Я хотел бы сделаться моряком. Мать хочет, чтобы я был горшечником, а Софэр учит меня читать книги. Я очень тебя жалею. Сколько эти богатства доставляют тебе забот!
Лала-Зор улыбнулся. С удивлением я увидел, что его мрачное, с суровыми морщинами лицо могло светиться какой-то лаской и радостью.
– Ты первый, кто не хочет моих богатств. А они все только и думают, чтобы их отнять...
Лицо Лала-Зора снова стало суровым, побледнело; он оглянулся кругом и двумя руками сжал рукоятку топора. С дикими глазами он стал шептать:
– Пока я силен, они боятся и слушаются, но если только они увидят, что я ослабел, то придут и задушат меня... Вот, ты слышишь? Они уже идут... Джемма, сюда!