Финист Урван и око василиска
Шрифт:
После объявления имён князь замолчал. Суровые лица ратников переменились на изумлённые. Многие из них помнили этих мальчишек. Втайне от князя некоторые даже подкармливали их. Они выкидывали вместе с мусором хорошие куски хлеба, зная, что ребята в поисках пропитания обязательно пойдут по помойкам.
— Когда-то я бессердечно обошёлся с ними, — продолжил Вольдемар. — И теперь они вернулись отомстить. Их отец пытался с помощью магии украсть этот камень, но мы с моим верным другом и оруженосцем Ярославом остановили колдуна. Тогда мне казалось, что жестокое обращение с его детьми может послужить хорошим примером, дабы вы даже не думали заниматься
Вольдемар медленно поклонился в ноги перед своими ратоборцами. Ошеломлённые признанием воины молча ответили тем же. Градоначальник развернулся лицом к долине и застыл в ожидании прибытия оборотней. Ему не терпелось закончить размен и заполучить финиста.
После слов князя, боевой дух дружинников заметно ослаб. Оказалось непросто осознать и принять тот факт, что чудовища, перебившие столько людей, — это те маленькие сироты, с которыми горожане в своё время так бессердечно обошлись. Но они поступили жестоко вопреки своему желанию, вынужденные подчиниться злой воле князя. Снедаемые томными мучительными раздумьями они также застыли рядом с повелителем в ожидании вторжения.
Спустя два часа на горизонте появился синий силуэт. Он становился всё больше и больше, превращаясь из маленькой точки в красивого крылатого льва. Каждый взмах крыльев подобно грому накрывал всю долину.
Увидев грифона, заскучавшие было воины сразу засуетились. Крепость моментально наполнилась шумом и бешеной суматохой. Баллисты загудели, когда в них орудийный наряд принялся заряжать копья. Они начали заряжать луки и арбалеты, и через несколько минут все отряды стали плечом к плечу и ощетинились наконечниками снарядов.
Князь поднял ладонь высоко вверх, сигнализируя запрет на атаку. Лев подлетел к крепости на расстояние выстрела и начал летать вдоль стены взад-вперёд, ожидая внезапного нападения. Воины, послушные приказу военачальника, стояли недвижно. Зинон, убедившись в безопасности, взял курс на левую башню. Осторожничая, он медленно приземлился перед градоначальником.
Повелитель посмотрел льву в глаза, ожидая увидеть в них кровожадного монстра. Но, к своему удивлению, обнаружил беззащитного сироту. Перед ним предстал несчастный ребёнок, испытавший много зла от жестокосердного правителя.
— Ты вернёшь нам финиста? — спокойно спросил Вольдемар и опустил ладонь.
Грифон устремил взгляд с князя на офалмон. Своим видом камень напоминал прекрасное произведение искусства. Зелёное око в лучах солнца переливалось изумрудным светом. Однако каким бы изысканным он ни казался, вблизи него душу пробирало отвращение.
Лев перевёл взор с камня на градоначальника.
Грифон вскинул лапу и вмиг блеснули когти. Острые словно лезвия и здоровые точно кавалерийские сабли они представляли грозное оружие. Князь раскинул руки крестом и смиренно склонил голову перед чудовищем.
— Прости меня, Зинон, — быстро проговорил Вольдемар и закрыл глаза.
И тут случилось нечто совершенно неожиданное. Оборотень молниеносно ударил когтями и разрубил градоначальника на семь частей. Голова отлетела в сторону и упала к ногам Ярослава. Разделенное на две части туловище рухнуло на близстоящих дружинников. Ноги, также разрезанные пополам, свалились со стены.
Всё произошло столь стремительно, что никто не успел среагировать. Воины впали в оцепенение. Бард застыл подобно каменной статуе, забрызганный кровью. Ещё секунду назад Вольдемар вдохновлял их на бой с чудовищами, а теперь так бесцеремонно и жестоко убит.
Лев бросился к оку, схватил его пастью и, раскинув крылья, рванул вниз с бастиона. Стреломётчики, наконец, пришли в себя и выпустили вслед удирающему оборотню два снаряда. Копья со свистом пролетели над грифоном, едва не задев. Дружинники принялись судорожно палить из луков и арбалетов по монстру, но толстой коже чудовища они доставляли беспокойства не больше чем занозы.
Зинон всё удалялся и через минуту стал вне досягаемости орудий защитников крепости. Орудийный наряд, как и предполагал регламент, вновь заряжал баллисту, хотя и было очевидно, что грифон уже не вернётся.
Ярослав наблюдал за всем разинув рот. Ратоборцы поочерёдно поворачивали головы к менестрелю, ожидая от него услышать как им действовать дальше. Ведь последние сутки он не расставался с князем, и кому как не ему знать последние замыслы повелителя.
Трясущимися руками поэт откинул кафтан и вытащил конверт. Не раздумывая, сломал печать на клапане и вытащил письмо. Менестрель развернул сложенный пополам листок и увидел длинный текст.
«Да будет воля Божья!
Мой дорогой Ярослав, если ты читаешь это письмо, то я, скорее всего, мёртв. И в этот трагический час хочу исповедоваться перед тобой, моим другом. Моя душевная боль нестерпима. Всё время мучает один и тот же вопрос: как я, будучи просвещён в вере своих отцов, смог допустить страдания безвинных сирот?.. Перед глазами с неизменным постоянством всплывают жуткие видения бедных детей, выброшенных мною на холодную улицу. То они предстают проснувшимися в слезах, то ищут в темноте отцовскую руку и ждут ласкового слова… Мою душу наполняет страх и стыд: страх, что Бог проклянёт меня, и стыд, что дивногорцы от меня отрекутся.
Если бы в своё время я приютил сирот, а лучше усыновил, то всё могло пойти по-другому. Добрым примером воспитал бы хороших сыновей, а не злых оборотней и колдунов. Даже если бы из-за этого мои подданные лишись наглядного примера, вреда магии, то невелика потеря, ибо пользы от воспитания сирот было бы значительно больше.
Но я — человек, и как человек я согрешил. Господь явил свою правду над неправдой моей. Я верю, что Он смилостивится перед моими слезами. Элогим милосердный, он любит раскаивающихся и слушает молящихся. И человеческий суд также смягчает приговор при чистосердечном раскаянии. А вечный Бог по милости своей даёт кающемуся избавление от вечного осуждения.