Физрук-10: назад в СССР

Гуров Валерий Александрович

— Стоп! — сказал я. — Хватит!

— Вижу — узнали!

— Да, вы цитируете мои лекции, но ведь это не более чем умозрительная модель. Один из возможных вариантов эволюции социума. «Пчельник» — самая низшая ступень.

— Простите, товарищ философ, но другие ваши модели всего лишь утопии, — с фальшивым сожалением произнес профессор. — Вредные для нашего народа. От них за десять верст разит мелкобуржуазным идеализмом.

Я понимал, что спорить с этим болваном с корочками доктора наук не только бесполезно, но и опасно. Не следовало забывать,

где я нахожусь, однако во мне закипела злость. И я процедил сквозь зубы:

— Вам не удастся предотвратить утечку информации от одной группы к другой.

— Удастся, — самоуверенно произнес он. — Будут созданы такие барьеры, что любой, кто попытается их обойти, будет восприниматься, как распространитель намеренной дезинформации. Любая общественно опасная ложь будет объявлена вне закона.

— Постойте, а как же вы сами собираетесь обойтись без тотальной лжи?

— А кто вам сказал, что мы собираемся обойтись без нее? Наоборот, ложь и именно тотальная, окажется барьером на пути к разглашению государственной, военной и профессиональной тайны. Не останется только так называемых «личных» тайн. Гражданин нашей утопии перед государством будет прозрачным, как стеклышко.

— Вот в этой самой лжи вы и запутаетесь. Пытаясь сбить обывателя с панталыку, сами станете не способны отличить правду от неправды. Начнется самое обыкновенное повсеместное очковтирательство, приписки, выдача желаемого за действительное.

— Согласен. С этим могут возникнуть проблемы, — не стал спорить Переведенский, и на его круглом, мягком лице воссияло солнце вдохновения. — Однако вы — ученые, и вы, товарищ Третьяковский, персонально — поможете нам в том, чтобы этот идеал социалистического общества смог осуществиться.

— Персонально я, товарищ Переведенский, отказываюсь участвовать в этой затее.

Солнце в лице профессора померкло.

— Вы забываетесь, товарищ Третьяковский, — совершенно иным тоном произнес он. — Мы с вами не в дискуссионном студенческом клубе, а в спецтюрьме МГБ. И вы не вольнонаемный сотрудник, а — заключенный. Даже по этапу я вас отправить не могу. Вы слишком много знаете.

— Тогда вызывайте конвой.

— Думаете вас просто поставят к стенке? — осведомился профессор. — Как бы не так… Вас вернут на конвейер. Я лично попрошу об этом Кукольника. Умереть вам не дадут, но и жить — тоже… Изматывающая, обессмысливающая любую жизнь череда пыток и издевательств…

— А если я сейчас размозжу твою гнилую черепушку, а потом окажу сопротивление прибежавшей охране, вряд ли со мною будут церемониться. Выведут за угол и кокнут.

— Видите эту штуку? — спросил он, показав мне немного излишне толстую и массивную на вид авторучку. — Это — не паркер, а миниатюрный излучатель Рюмина. Вы и встать не успеете, как я превращу вас в идиота, вроде тех, что вы видели на экране.

— Это была фальшивка, — уже не столь уверенно произнес я. — Откуда Кукольник мог взяться в Берлине в сорок четвертом, да еще в психушке?

— Ролик постановочный, не отрицаю, — сказал профессор. — Никакие немцы

таких опытов не проводили.

— Зачем же вы его тогда сняли?

— Вот. Вы уже задаете вопросы, значит, передумали возвращаться на конвейер. Идиотом вам тоже становиться не хочется. Это хороший признак. Если вы еще не поняли, я уже доверил вам информацию, абсолютно закрытую для большинства сотрудников НИИ-300, как вольнонаемных, так и заключенных. Спросите меня — почему?

— Почему же?

— Потому что хочу сделать вас своим заместителем. Фактическим руководителем этой шараги. Если вы согласны, я продолжу отвечать на ваши вопросы, а если нет — на конвейер можно отправить и идиота. Ну, слово за вами!

Глава 18

— И что же ты выбрал? — спросил я.

— Издеваешься? — хмыкнул Граф. — Как видишь, сижу перед тобой, живой и здоровый… Хотя вполне допускаю, что похож на идиота…

— Похож, — кивнул я.

— Ну что ж, значит, слушай исповедь идиота дальше… Да, я сказал, что согласен и профессор продолжал.

— Тогда рад сообщить вам, — сказал он, — что по штатному расписанию вы включены в группу информационной перестройки массового сознания. Главная ваша задача — обрисовать концепцию, применительно к задачам нашего института. В конце концов, я же не открыл вам ничего такого, чего нельзя было бы извлечь из ваших лекций, или, по крайней мере, не следовало бы из ваших идей.

— А вот это уже любимая вами ложь! — уже без всякого азарта сообщил я. — Наглая и беспардонная!

— Зачем столько пафоса! — поморщился Переведенский. — Вы же умница, ясная голова и прекрасно понимаете, что все, о чем мы тут с вами говорили, легко вывести из вашей концепции, стоит лишь слегка задействовать воображение. Кстати, совсем забыл сказать, что в реализации этого проекта также заинтересован и ваш брат — Миний Евграфович Третьяковский, и я его понимаю. В случае удачи его ждет большое будущее.

— Это каким же образом?!

— А вот представьте. Он уже сейчас является секретарем Союза Писателей СССР. А что такое литература? Это часть пропаганды. И как пропаганда, литература перестанет быть ремеслом, и превратится в науку. Одну из важнейших и почетнейших. Вы поможете своему брату стать первопроходцем в этой области.

— Господа, если к правде святой мир дорогу найти не сумеет, честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой, — насмешливо процитировал я, окончательно успокаиваясь.

Какой смысл губить себя, когда имеешь дело с умалишенными. Не противоречить и поддакивать.

— Как это вы точно подметили! — обрадовался мой собеседник. — Сон золотой! Конечно, мы начнем с переустройства нашего общества, но это лишь начало. Наша цель коммунизм, а это означает счастье всего человечества, которое устало бодрствовать. Пропишем ему жизненно необходимый, приятный и общественно-полезный сон. Ведь спится, как известно, лучше всего тому, кто не знает ничего лишнего. Давайте вместе оградим род людской от бремени ненужных забот.