Фладд
Шрифт:
— Скажите, если вас переведут в другой монастырь, вы заберете с собой ваши пожитки? — спросил Фладд.
— Сами едва ли. Допустим, нас переедет автомобиль и мы угодим в больницу. Заглянув в сундук, никто не поверит, что мы монахини. Решат, будто мы выступаем на сцене.
— Значит, их отошлют вслед за вами.
— Переправят с курьером. Однако я не вижу вещей Филомены, — заметила мать Перпетуя, роясь на дне сундука. — Невелика потеря, можете представить, в какой рванине являются в монастырь такие девицы. Как это по-ирландски! Прислать монахиню в
— Она не похожа на беженку, — заметил Фладд.
— Будь моя воля, святой отец, я бы отправила ее обратно. К сожалению, это не в моей власти. Решение принимала епархиальная аббатиса.
Возмущение переполняло мать Перпетую, забывшую, что отец Фладд не знает, о ком она говорит.
— А ведь я ей говорила, я предупреждала! Девице с такими наклонностями следовало бы избрать созерцательный орден. Мы, сестры святых невинных младенцев Вифлеемских, должны иметь ясную голову. Нам есть чем заняться. Тяжелой каждодневной работой. Так я ей и сказала, не думайте, что я позволю превратить мой монастырь в прибежище для тех, кто позорит наш орден. Я буду жаловаться епископу!
— Боже мой, — сказал Фладд, — что такого сделала сестра Филомена?
— Объявила себя подвижницей.
— Подвижницей?
— Она утверждала, что у нее на теле появились стигматы. Говорила, что каждую пятницу ее ладони кровоточат.
— Их кто-нибудь видел?
— Их видели ирландцы, — фыркнула Перпетуя. — Выживший из ума приходский священник — простите, святой отец, но я всегда говорю то, что думаю, — у которого хватило глупости ей поверить. Ее ложь вызвала брожение в умах, подумать только, целый приход взбаламутила! Правда, должна признать, когда старый осел принялся раздувать эту историю, их обоих вовремя приструнили. На уровне епархии. Я всегда говорила, что епископы у нас люди здравомыслящие.
— И ее отослали в Англию?
— Хотели убрать из этого нездорового места. Вам приходилось слышать о таком, святой отец? Стигматы, как же! Сейчас, в наше время! Какая безвкусица!
— Ее осматривал врач?
— Разумеется, но он был ирландцем. Видели бы вы, как эта девица задирала нос, пока я не догадалась найти толкового специалиста. — Монахиня снова фыркнула. — И знаете, что он сказал? Что у нее обыкновенный дерматит!
— Болезнь прошла?
— Как рукой сняло, уверяю вас, уж об этом-то я позаботилась. — Монахиня запнулась. — Да что это я все о ней, даже чаю вам не предложила!
Перпетуя рванулась с места. Какой звук издавала ее ряса! Треск, скрежет! Как грохотали по линолеуму ее каблуки! Она несла в себе раздор. Откуда здесь взяться молитвенному уединению, подумал Фладд.
Священник снова занял место у камина. Спустя некоторое время он услышал, что она возвращается —
— Сестра Антония, — представила ее Перпетуя.
— Как поживаете, сестра Антония?
— Хвала Господу. Как я рада нашему знакомству, отче. Такой молоденький, будет опора бедному старому Ангуину.
— Сестра, хватит нести чушь, — сказала Питура. — Избавьте меня от ваших глупостей.
Антония вздохнула и поставила поднос на столик.
— Я бы вас угостила бутербродом с рыбной пастой, но мне не разрешили. Сказали, она испортилась. Поликарпа говорит, мой паштет провел в пустыне сорок дней и ночей. Не знаю, я съела, и хоть бы что.
— У сестры отличное пищеварение, — заметила Перпетуя.
— Молодо-зелено, — сказала сестра Антония. — Нынешним монашкам подавай разносолы. Все ковыряются.
— Вам нравятся разносолы, отец Фладд? — весело, без злобы спросила Перпетуя.
Священник поднял взгляд. Ее веселость пугала.
— Не волнуйтесь, сестра Антония, — сказал он. — Мисс Демпси меня накормит. Одного чаю вполне достаточно.
— И попробуйте печенье. Я испекла его всего две недели назад.
Сестра Антония вышла. Несмотря на дородность, двигалась она на удивление легко. Мать Перпетуя занялась чаем. Отец Фладд уловил за дверью слабое сопение.
— Кто там? — спросил он.
— Сестра Поликарпа, сестра Кирилла и сестра Игнатия Лойола. Они хотят вам представиться.
Фладд привстал с кресла.
— Разве мы их не впустим?
Перпетуя улыбнулась, наливая молоко тонкой высокой струйкой.
— Всему свое время.
Она протянула гостю чашку и спросила почти жеманно:
— Вы так любите?
Отец Фладд опустил глаза.
— Даже не знаю, я просто пью, что дают.
— Ах, мне следовало догадаться. Не от мира сего. Эти юные священники такие аскеты.
Перпетуя вздохнула и щедро насыпала сахару себе в чашку.
— Наверняка епископ вами гордится.
Фладд с опаской отпил чай.
— Вы думаете?
— Разве послал бы он вас сюда разбираться с этим безобразием, если бы полностью вам не доверял? Разумеется, вы слишком молоды, чтобы тягаться с коварным старым лисом отцом Ангуином, — кстати, чтоб вы знали, он регулярно закладывает за воротник, а еще его видели в Недерхотоне возле табачной лавки, — однако никто не сомневается, что вы справитесь.
Давай же, подумал Фладд, посмотри на меня. Его глаза скользили по грубой пористой коже на щеках монахини, по ее мясистому носу. Она вскинула голову и снова опустила, словно черный головной убор вдруг стал ей тяжел. Монахиня потянулась за чайником и долила себе чаю.
— С каким безобразием? О чем вы?
Перпетуя потрясенно поставила чайник на стол.
— Только не говорите мне, что его преосвященство не ввел вас в курс дела! Ангуина следует осовременить, ему придется изменить свои подходы, я думала, вы знаете. Впрочем, возможно, епископ хочет, чтобы вы составили непредвзятое суждение?