Флаг миноносца
Шрифт:
Ему не пришлось выполнить свою угрозу. С понтонного моста взлетела на берег боевая машина Дручкова, которая почему-то задержалась на правом берегу. Дручков сразу понял, что происходит. Матросы мигом зацепили трос, дернули потихоньку, потом еще раз. Колеса соминской установки выползли из песка, как из воды. Белая полоса песчаного берега осталась позади. Машины покатились по дороге на Батайск.
Здесь уже совсем нельзя было разобрать, где начинается одна военная часть и кончается другая. Машины обгоняли друг друга, цепляясь бортами, срывая крылья и уродуя фары. За пустыми бензовозами шли тяжелые орудия на прицепах. Вслед
– Вы не видали нашу дивизию?
Ему отвечали ругательствами. В другой двуколке на буксире у колесного трактора "Универсал" ехали женщина-врач, раненый лейтенант и начфин с денежным ящиком на коленях.
Глядя на эту беспорядочно движущуюся массу, среди которой шел и его дивизион, Арсеньев жалел о том, что, не имея снарядов, он вынужден отступать. "Поскорее бы догнать артсклад, - думал капитан-лейтенант, генерал Назаренко, вероятно, уже далеко впереди". В действительности Назаренко находился позади Арсеньева. Он ушел с переправы одним из последних.
Как было приказано, Арсеньев оставил в распоряжении генерала группу матросов во главе с Рощиным. Эта идея принадлежала Яновскому. Он видел лейтенанта в ростовском бою. Рощин сначала таскал снаряды вместе с матросами, а потом сел за пульт управления боевой машины вместо убитого сержанта. Получив приказание остаться на переправе, Рощин не сразу поверил, что ему оказана эта честь. Он весь подобрался, выпрямился, застегнул китель. Яновский протянул ему пистолет и сорванную накануне с его фуражки морскую эмблему. Лейтенант принял ее как награду. Оставшись с генералом, он честно оправдал ее. Рощин кидался в обезумевшую толпу, растаскивал дерущихся, продвигал вперед застрявшие машины, поспевая со своими матросами туда, где нужно было навести порядок. Осколками авиабомбы его легко ранило в шею и левую руку. Генерал несколько раз говорил: "Догоняй своих. Справлюсь без тебя", - но Рощин не уходил.
Назаренко удалось восстановить бесперебойное движение на переправе после очередного налета "юнкерсов". Уже гораздо меньше народу оставалось на правом берегу.
– Кажется, справимся, - сказал генерал, - еще полчасика!
В этот момент какой-то человек замахнулся на него сзади штыком. Рощин стоял на крыше кабины грузовика, регулируя движение. Он даже не успел подумать, что делает, но, повинуясь мгновенному рефлексу, выхватил пистолет и выстрелил, не целясь. Человек с винтовкой рухнул на доски переправы, и тогда протянутая рука Рощина задрожала. Сунув пистолет за пазуху, он спрыгнул с кабины, растолкал людей и пробрался к генералу:
– Чуть не застрелил вас, товарищ генерал...
Один из матросов наклонился над убитым, вытащил у него из кармана документы: две красноармейские книжки и партийный билет - все на разные имена.
Диверсант? Немецкий шпион? Назаренко некогда было выяснять это. Он торопился протолкнуть через переправу всех оставшихся. Сделать это не удалось. Дробно застучали пулеметы. Немецкий авангард подходил к берегу.
Пули уже свистели над водой, когда генерал и моряки отошли на левый берег, обрубив тросы. Мост начал медленно вытягиваться по течению
Уже сидя в машине, генерал взглянул на часы. Стекло было разбито, но часы шли. Они показывали без четверти девять.
– А я думал, уже скоро вечер, - сказал Рощин.
Г Л А В А VI
КОРАБЛЬ В СТЕПИ
1. КОРАБЛЬ УХОДИТ В СТЕПЬ
Генерал Назаренко догнал дивизион в станице Кагальницкой. Здесь почти не оставалось воинских частей. Унылый верблюд волочил свою веревку вдоль тына, пытаясь заглянуть на ту сторону, чтобы полакомиться отцветшей сиренью. За кустами сирени стояли заряженные уже боевые машины. Артсклад пришел в Кагальницкую на несколько часов раньше и, отдав свой запас снарядов дивизиону, двинулся дальше на восток.
Назаренко, Арсеньев и Яновский уселись в тени на траве. Гуляев принес котелки с разогретыми консервами и сухари. Арсеньев рассказал генералу о полковнике, искавшем свою дивизию.
– Таких командиров надо расстреливать на месте!
– сказал Арсеньев. Впрочем, их слишком много. Ни одной части, не охваченной паникой. Мы так додрапаем до Владивостока.
Назаренко опустил сухарь в котелок с водой:
– Круто берешь, Сергей Петрович. Беспорядка и паники много, но не думай, что ты один воюешь, а остальные драпают. Знаешь о шахтерской дивизии Поливанова? Слышал, как дрались казаки генерала Кириленко? А наши полки РС на соседних участках? А тот батальон, который остался в Ростове после нас и, конечно, весь погиб?
Арсеньев хмуро кивал головой:
– Верно, товарищ генерал, но скажите мне, где мы остановимся? Говорили о рубеже на Дону. Дон - далеко.
– Вот что, Арсеньев, - генерал решительно отодвинул котелок и потянулся за планшеткой, - этими разговорами не поможешь. Сразу остановить отступление невозможно. Мне приказано возглавить на нашем фронте подвижную ударную группу. В нее войдут три полка РС, ваш отдельный дивизион, бригада мотопехоты. Будем действовать! Со мной связь по радио и через офицера связи. Назначьте Рощина.
Арсеньев и Яновский переглянулись.
– Как он себя вел на переправе, товарищ генерал?
– с опаской спросил Яновский.
Генерал улыбнулся впервые за все время разговора:
– Рощина представьте к награде.
Теперь улыбались и Арсеньев с Яновским. Решение оставить Рощина на переправе оказалось правильным.
Прощаясь, Назаренко сказал:
– Очень надеюсь на вас, моряки. Не исключена возможность, что вам придется действовать самостоятельно. Заходите во фланг наступающим колоннам, перерезайте дорогу танкам. Маневренность у вас высокая, огневая сила большая, люди - сами знаете какие. Одним словом, действуйте, как корабль в степи!
...Корабль в степи. Яснее не скажешь. Арсеньев и Яновский смотрели вслед машине Назаренко, пока она не скрылась. Множество гладко накатанных грунтовых дорог разбегалось по степи. Они сходились и расходились, петляли между станицами и хуторами. Тут можно было передвигаться с такой скоростью, какую только позволяли моторы. Но и немецкие механизированные войска могли появляться внезапно, совсем не с той стороны, где их ждали. Линии фронта не было. На огромном пространстве между Доном и Кубанью лежало степное море с островками станиц и отмелями лесных посадок.