Флейта Аарона. Рассказы
Шрифт:
— Я вполне счастлива, Кларисса, — ответила Джулия, улыбаясь своей ничего не значащей улыбкой.
Пианола перестала играть, и поднялся общий непринужденный разговор.
Джим, ерзая, сидел в своем кресле и мрачно поглядывал на гостей со злобным выражением китайского дракона.
— Полно вам ребячиться, — обратился к нему Лилли. — В вас шесть футов росту, вы были кавалерийским офицером, сражались в двух войнах, а теперь не стыдитесь, как ребенок, плакаться, что вас не любят.
Джим, всегда готовый в мрачному шутовству,
— Дорогой мой, вы так хорошо знаете, что можно и чего нельзя, что вам следовало бы стать пастором или таможенным досмотрщиком.
Затем он резко повернулся в кресле и увидел Клариссу, которая сидела на кушетке у ног Джулии, положив ей на колени свою обнаженную выше локтя белую руку. Джим выпятил губы и уставился на нее. Прическа ее распустилась, так что густые каштановые волосы обильными прядями спускались на плечи. Лицо было бледно. Верхняя губа по-детски вздернута кверху, что придавало выражению лица наивную страстность. В ушах краснели кровавые капли рубиновых серег.
— Положительно она мне нравится, — громко сказал Джим. — А как фамилия ее мужа?
— Мистер Броунинг. Будьте повежливее со своей гостьей, — остановила его Джозефина.
— Вы спрашиваете про моего мужа? — раздался мелодичный голос Клариссы. — Да, у меня есть муж.
— И двое прелестных детей, — добавил Роберт.
Джим, любуясь Клариссой, подошел к ней поближе.
— И тем не менее вы очень мне нравитесь! — повторил он.
— Благодарю вас, я в этом не сомневаюсь, — спокойно ответила она.
Остальные присутствующие добродушно смеялись этой выходке, развалясь в креслах и потягивая из рюмок крепкое кюрассо, жуя сандвичи или попыхивая папиросой. Один Аарон Сиссон сидел выпрямившись и с недоумением наблюдая происходящее. Джозефина украдкой следила за ним, а ее остроконечный язычок то и дело взволнованно пробегал по ее крупным губам.
— А я не сомневаюсь в том, что никому до этого нет дела! — сказала она. — Пожалуйста, Джим, перестаньте дурачиться, иначе все уйдут отсюда!
Джим поглядел на нее сузившимися от гнева глазами. Самый голос ее стал ненавистен ему. Она выдержала его долгий взгляд и вызывающе спокойно затянулась папироской. Роберт следил за ними обоими.
Не докурив папиросу и бросив ее в пепельницу, Джозефина обратилась к Аарону:
— Лучше расскажите нам что-нибудь о себе, мистер Сиссон, — сказала она. — Нравится ли вам Лондон?
— Я люблю Лондон, — ответил Аарон.
Последовал ряд обычных вопросов: — Где живете? — В Блумсбери. — Много ли у вас знакомых? — Никого, кроме одного музыканта в оркестре. — Как удалось получить место? — Через театрального агента. И т. д., и т. п.
— Чего вы ждете от движения среди шахтеров? — спросил Джим, давая новое направление разговору.
— Я? — удивился Сиссон. — Я ничего не жду от него.
— Полагаете
— С какой целью?
— Ради национализации промышленности.
— Когда-нибудь, вероятно, это произойдет.
— А выйдут ли они сражаться на улицах?
— Сражаться?
— Да.
Аарон спокойно улыбнулся.
— А ради чего стали бы они сражаться? — скептически спросил он.
— Как ради чего? Разве им не из-за чего бороться? — вскипела Джозефина. — Разве прочный мир, свобода и победа над этим насквозь прогнившим общественным строем не стоят того, чтобы сражаться ради них?
Аарон тихо посмеивался, качая головой.
— Вам не следовало бы спрашивать меня об этом, — ответил он с горечью. — Я только что ушел от них, потому что они занимаются только парламентским крючкотворством.
— Но будут же они действовать? — все тем же тоном продолжала Джозефина.
— Действовать? — переспросил Аарон. — Что вы называете «действовать»?
— Опрокинуть правительство и взять управление страной в свои руки.
— Когда-нибудь это, может быть, и случится, — холодно ответил Аарон.
— Я только и жду, чтобы они выступили, — с жаром говорила Джозефина. — Надеюсь, устроят же они когда-нибудь кровавую революцию.
Все с удивлением взглянули на нее. Ее темные брови насупились. В своем черно-серебряном платье она могла показаться настоящим воплощением грядущих социальных потрясений.
— Почему же непременно кровавую? — спросил Роберт.
— Да, кровавую! Я не верю в бескровные революции, — уверенно сказала Джозефина. — С каким восторгом я бы ее встретила! Я сама пошла бы впереди с красным флагом.
— Это было бы безумством, — сказала Тэнни.
— Мне хотелось бы увидеть настоящий уличный бой, — с загоревшимися глазами подхватила Джозефина.
— Однако, — остановил ее Роберт, разве вам не кажется, что мы досыта нагляделись таких вещей во время войны? И разве мы не убедились, что это занятие глупое и ни к чему не приводит?
— Да, но гражданская война — это совсем другое дело. Мне не доставило бы никакого удовольствия драться с немцами. А гражданская война совсем не то!
— Джозефина права, — высказал свое мнение Джим.
— Как вы не понимаете, — вскипела Джозефина. — В гражданской войне вы чувствуете, по крайней мере, что делаете дело.
— То есть расстреливаете и разрушаете дома? — иронически спросил Лилли.
— Да! — приняла его вызов Джозефина.
— Правильно! — произнес вдруг Аарон, резко двинувшись на своем стуле.
Лилли переглянулся с ним взглядом взаимного понимания.
— Так вот, — сказала Тэнни, — не сегодня завтра и должна наступить очистительная буря!
— Да, — протянула Кларисса. — Я тоже сторонница бури. Я тоже стою за разрушение. Только я желаю иметь центральное отопление и хорошего повара.