Folie a Deux
Шрифт:
— Конечно, будете, — сильнее обнимая свой живот, говорю я. Невинные дети, о которых мы обе думаем и переживаем, выросли прекрасными людьми в том числе и благодаря ей. Это не только заслуга Райана. Каждый вложил в них что-то своё. И мне не сложно признать обоюдный вклад в процесс воспитания. — Они ваша плоть и кровь. Вас никто и никогда не заменит, и они будут любить вас, что бы ни было.
— Думаешь, я нуждаюсь в этих твоих словах?
— Очевидно, нет. Просто я не хочу, чтобы между нами возникло недопонимание.
— Я тебя предупредила, и это всё, — и Кэтрин
— Всё хорошо, малыш. Всё у нас с тобой хорошо. Она ушла… ушла. Мамочка никому не позволит тебе навредить.
— Моника? Почему твоя дверь нараспашку? — я вздрагиваю, встрепенувшись, но сердце вспоминает про Ребекку. Что это чуть задержавшаяся подруга. Мои веки приподнимаются, и секундой позже взгляд фокусируется на её лице. Голова более не кружится, предоставляя мне возможность мыслить здраво и ясно. — Моника, что с тобой? Ты в порядке?
— Да… Да. Просто ненадолго стало плохо. Ничего страшного.
— Ты не поверишь, кто вышел из лифта на первом этаже. Супруга Райана Андерсона собственной персоной. Я тебе точно говорю, что это была она.
— Ребе?
— Да?
— Скажи честно, я сейчас бледная? — я чувствую, что почти дрожу. Будто вся перекачиваемая сердцем согревающая тело кровь вмиг застыла и перестала двигаться по кровеносным сосудам. Хочется забраться под самый тёплый на свете плед с бокалом, от которого исходит пар, и не вылезать до самого конца беременности. Чтобы не допустить выкидыша и благополучно родить ребёнка. Чёртов окружающий мир.
— Разве что немного.
— Нальёшь нам, пожалуйста, чаю? Я должна кое-что тебе рассказать.
Мы перемещаемся на кухню, где мною после отъезда Райана было проведено немало времени. Но сейчас я просто не могу видеть всю эту еду и сижу на его привычном месте, обернув руки вокруг чашки с дымящейся жидкостью. Она светло-зелёная, содержит травы мелиссы и источает слабый цветочный аромат.
— Моника, ты точно в порядке? Может быть, вызвать врача?
— Она приходила ко мне. Кэтрин Андерсон была здесь из-за меня, — призвав всю храбрость, что есть внутри моего испугавшегося тела, признаюсь я. Больше не могу молчать. Не тогда, когда правда подобралась столь близко. Рано или поздно она всё равно станет известна. Живот начнёт увеличиваться, и это уже будет не скрыть. Ни то, кто отец, ни наши совместные желания и планы.
— Не поняла. Ты знакома и с ней тоже? Не только с её мужем?
— Всё это потому, что я встречаюсь с ним, Ребекка. Со дня того благотворительного мероприятия, на котором оказалась с Грейс. Скажи же что-нибудь.
Ребе отодвигает нетронутый бокал в сторону. Хватает вилку и, игнорируя ложку в салатнице и свою тарелку, начинает поглощать салат прямо из общей посуды. И даже не смотрит на меня. Я успела достаточно изучить её, чтобы понять, когда ей трудно найти слова. Мне и самой стыдно. Не было ни разу до этого
— Давай всё проясним. Ты говоришь мне, что спишь с миллиардером из списка Форбс с лета, и теперь его жена нанесла тебе визит?
— Я знаю, это неправильно, Ребе. Что я поступила отвратительно, проникнув в семью, и мне нет оправдания. Я никогда не думала, что стану одной из таких женщин. Ты так восхищалась всеми ими, что теперь наверняка ненавидишь, — я провожу рукой по волосам в нервном жесте и хочу отвернуться на тот случай, если на лице подруге ничего, кроме осуждения, но сдерживаю порыв, направленный на самозащиту, — скажи честно. Я не обижусь.
— Я не могу ненавидеть тебя и никогда не буду, Моника. Но что теперь? У него ведь дети, и…
Слова вырываются сами по себе. Левый кулак стискивает низ кофты, а правая рука опускается на грудную клетку чуть ниже шеи. Я едва успеваю набрать полные лёгкие кислорода.
— Я люблю его, Ребекка. И не собираюсь лишать их отца. Ты и сама видела, какие они замечательные. Я хочу… я тоже хочу быть в жизни мальчиков.
— Он об этом знает?
— О том, что я принимаю то, что они у него есть, да.
— А об остальном?
— Нет.
— Но он живёт здесь? Не смотри на меня так. Если те чёрные кожаные перчатки в прихожей твои, то по размеру они наверняка пойдут и мне, — Ребе улыбается, и я расслабляюсь. Как говорят в таких случаях, словно камень падает с плеч. Я никогда толком и не понимала того, что при этом чувствует человек, но сейчас однозначно ощущаю, как они расправляются. Перестают быть сгорбленными и напряжёнными. У меня возникает желание тоже поесть. Накормить себя и ребёнка.
— Я думаю, она отпустит его. Но будет буря, Ребе. Когда все узнают и заговорят об этом. Тишина… не навсегда.
— Эта буря пройдёт, Моника, и если у тебя всё к нему серьёзно, и у него к тебе тоже, вместе вы справитесь. Я же всегда поддержу.
— Спасибо, Ребекка, — выдыхаю я, благодарная за эти слова, которые были мне так нужны, — это значит для меня невероятно много.
— Ты что, плачешь?
— Нет. Нет, — но тут по моей щеке скатывается слеза из левого глаза и исчезает между губами солёным вкусом. Он задерживается на рецепторах прежде, чем перемещается в голову, давая мне понять, какой сентиментальной я могу стать.
— Моника.
— Не обращай внимания. Давай лучше поедим. Я достану курицу из духовки. А ты расскажешь мне, как там Дэвид, и как твоя работа консультантом по юридическим вопросам.
Спустя время мы сидим на диване в гостиной, наслаждаясь вкусом буквально тающего во рту торта. Шоколад и ягоды вишни изумительно сочетаются друг с другом, и я представляю, как их наверняка оценит Райан. Особенно вместе с предпочитаемым им кофе.
— Ты не слышишь?
— Что?
— Задумалась, да? Тебе пришло сообщение.