Фоллер
Шрифт:
– Верно.
На кормушку для птиц, которую Уго повесил у ее окна, сел щегол. Изабелла наблюдала, как он клюет семена.
– Они сохраняют память после выхода?
– Дубликаторы считывают всю память оригинальных органов, скорее всего, они сохраняют память мышам. Было бы удивительно, если бы они этого не делали, учитывая то, что на клеточном уровне дубликатор и оригинал одинаковы.
– Объяснишь мне еще раз, как это работает? Я знаю, ты уже объяснял.
Питер бросил на нее подозрительный взгляд, не понимая, с чего у нее вдруг возник такой интерес к его работе. Может быть, она пыталась перевести разговор на другую
– Дубликатор является отголоском оригинала. Оригинал возвращается на миллисекунду назад во времени через миниатюрную кротовую дыру.
Изабелла судорожно кивнула.
Уго прокашлялся.
– Белла, у меня для тебя…
– Я хочу, чтобы вы меня клонировали, – перебила Белла.
– …сюрприз, – нахмурившись, закончил Уго. – Прости, что ты только что сказала?
– У моего клона не будет Петерсона-Янтца, верно? – спросила Изабелла.
Ее слова застали Питера врасплох. Он подумал, что Изабелла, должно быть, шутит, но в ее глазах не было озорного блеска и какой-либо иронии. Переведя взгляд с Уго на Питера, она выглядела совершенно серьезной.
– Не будет, верно?
– Да, – ответил Питер, – не будет. Прион – инородное тело.
Он сжал ее руку.
– Но, Белла, у тебя он все равно есть.
– Я это понимаю. Но за исключением надежды, что меня вылечат, самая утешительная вещь, которую я могу себе представить, – это то, что я, мое тело, все мои воспоминания останутся. В некотором смысле прежняя я все равно будет жить с Уго.
Мысль о том, чтобы сбросить Изабеллу в черную дыру, заставила Питера содрогнуться.
– Ты ведь шутишь? – спросил Уго.
Руки Изабеллы продолжали то сжиматься, то разжиматься.
– Если бы ты лежал здесь, ты бы не задавал этот вопрос.
Схватившись за спинку кровати, Уго наклонился к ней.
– Белла, я люблю тебя. Мне не нужна замена, мне нужна ты. Я создам вирус, который поможет изолировать прионы, не повреждая память.
– Нет времени! – почти закричала Изабелла.
И более спокойно добавила:
– Мы все это знаем. Перестань пудрить мне мозги.
Вбежавшая в комнату медсестра увидела напряженные, молчаливые лица и остановилась.
– Я зайду позже.
Когда она ушла, Уго сказал:
– Изабелла, мы не можем сделать то, о чем ты просишь. Это немыслимо. Ты ведь это понимаешь?
– Это может быть немыслимо для тебя. Для меня это, похоже, последний шанс.
– Не говори так, – мягко произнес Уго. – Я во всем разберусь. Мы будем жить вместе еще очень долго.
Его слова не подействовали на нее убедительно.
– Я пытался тебе сказать, – продолжил Уго, меняя тему. – У меня есть для тебя сюрприз.
Изабелла подняла брови и улыбнулась дрожащими губами.
– Я знаю, как ты была разочарована, когда не увидела выступление струнного квартета «Брентано». Итак…
Уго скрылся в зале.
Через миг он вернулся вместе с женщиной, несущей виолончель, и седовласым мужчиной со скрипкой. За ними появились альт и вторая скрипка. Изабелла рассмеялась от восторга. С тех пор как ей поставили диагноз, ее смех прозвучал более энергично, чем когда-либо.
– Боже мой, ты шутишь.
Когда все заняли свои места, квартет начал играть. В маленькой комнате музыка звучала изысканно и невероятно прекрасно.
Со слезами на глазах, прослушав первое произведение,
Просьба Изабеллы его ошеломила. Они теоретически говорили о том, чтобы клонировать человека, но проделать это с живой Беллой, находящейся на грани между жизнью и смертью и держащей его за руку, было сродни фильмам ужасов.
По дороге домой Питер попал в пробку на Ричмонд-Роуд. Ему потребовалось целых сорок минут, чтобы обогнуть ее. Пробка, как ни удивительно, заканчивалась заправочной станцией. У него оставалась только четверть бака, но он не мог позволить себе провести три часа в очереди. Не во время вспыхнувшей в Японии новой биоинженерной чумы.
Если бы не ощущение скорой смерти, он бы чувствовал унижение. Люди на грязных улицах смотрели, как его катят на грохочущей строительной тачке, словно какое-то животное. Мужчины толкали ее по очереди, а женщина с выступающими вперед зубами держала Фоллера за плечо, чтобы он не выпал.
Во всяком случае, люди, мимо которых они проходили, выглядели еще более худыми и голодными, чем в мире Фоллера. Улицы были не такими прямыми и симметричными: они извивались и петляли, беспорядочно пересекаясь друг с другом. Так или иначе, он оказался в мире, похожем на его собственный. Ветер разносил знакомый запах мочи и экскрементов. Четырех- и пятиэтажные здания тесно примыкали друг к другу. Даже мусор на дорогах был таким же: ржавые автомобили, грузовики и автобусы. Вокруг расположились красные пожарные гидранты и коричневые телефонные столбы – вещи, которые каждый мог назвать, но не понимал, какая от них польза.
Повернув направо, они приблизились к длинной, высокой стене. Она была построена из мусора – машины, столы, шлакоблоки – и выглядела как огромный пазл. Когда Фоллер коснулся стены, задумавшись над ее видом, откуда-то брызнула вода. Холодные влажные капли приятно покалывали его лицо и руки.
– Черт! – выругался Бо, подбегая к Фоллеру, как только тот открыл рот, чтобы поймать серебряные капельки. – Я знал, что это плохая идея.
Свернув направо, они прошли еще несколько кварталов, и вдруг перед глазами возник потрясающий пейзаж. Слева от Фоллера из заросшего сорняками поля вздымалась белая башня. Она была высокой, тонкой и сужалась к треугольной крыше. Справа от них, за зеленым прямоугольным прудом, расположилось великолепное куполообразное здание с мраморными ступенями. Его украшали сотни колонн, и оно было таким же белым, как и башня. Свернув в сторону башни, извозчики Фоллера бросили на нее беглый взгляд, а затем повернули прямо перед ней. Они проехали по тропинке, проходящей через еще одно заросшее сорняками поле, и сразу вышли на дорогу, ведущую к еще одному огромному белому зданию с колоннами вокруг входа.
Остановив тачку у подножия длинной лестницы в форме полумесяца, они потащили Фоллера в здание. Каждый его шаг отдавался болью в пятках. На верхней площадке, скрестив руки на груди, стоял мужчина в костюме и наблюдал, как они поднимаются. У него были темные волосы, борода и рубцы на щеках – все это придавало ему устрашающий и сердитый вид. Он был не таким худым, как остальные.
Мужчины опустили Фоллера на землю, последовал короткий, приглушенный разговор. Наконец, человек со шрамами, все так же скрещивающий руки, кивком головы указал на дверь.