Фонтан
Шрифт:
— Неужели ты не…
— Нет, я не водопроводчица и ничего там не трогала. А вот ты… Слушай, ну пожалуйста. Ключ под ковриком.
— Ладно. Ладно. Мне некогда.
— Чао.
Пи-и (режим удержания выключен).
— Бет!
— Да?
— Простите, что…
— Мы скоро уезжаем. Вы ведь уже начали делать кресло, да?
— Да, начала, — отвечает Кувалда. — Сейчас у меня переломный момент, когда мне кажется, что я могу сделать нечто немного более эксклюзивное, более фэншуйное для вашей квартиры.
— Эксклюзивное? Я хочу то, за что
— Нет, Бет, но, может, вы заскочите в мастерскую и просто взглянете на мои наброски.
— Черт с вами. Ладно.
— Отлично, мастерская…
— Скиньте адрес эсэмэской.
Отбой.
— Это кресло, — произносит Кувалда, — меня доконает.
— Почему бы тебе не сделать ей кресло, которое она просит, — предлагает Эктор, — а потом состряпаешь эксклюзив для себя?
— Мы не можем гнать дешевые подделки под Хигби.
— Почему?
— Потому что невежд надо просвещать, Эктор. Воспитывать их. Растолковывать про вкус. Про оригинальность. Пытаться.
— Но есть-то тоже хочется.
— Слушай, я нормально питаюсь.
— Ах, да. Ты получила этот грант. Семьдесят пять штук. А вдруг город когда-нибудь задумается: можешь ли ты оставить деньги себе, или их придется вернуть?
Вот как было дело с семьюдесятью пятью кусками.
Кувалда все-таки встала мебельным компаниям поперек горла, теперь авторские отчисления по ее проектам начинают падать, и она не смогла пристроить новые модели. С тех пор, как «Лаксмиз» предложили ей снизить размер отчислений. С двух до одного процента. Пи-и. А может, это было: «Да пошла ты». Пи-и.
Грант ИХФ позволит ей уйти из сантехнической фирмы. Расстаться с тенью отца, любящей, но несовременной… непонимающей тенью. Когда она родилась, папа отложил свой саксофон и мечты и с тех пор не играл.
Но с этими деньгами не все так просто, и пока ее адвокат не скажет, что они официально принадлежат ей, она не осмелится их потратить. Чтобы потом не пришлось выплачивать. Такова политика компании.
— Подделки варганю, унитазы чиню, братан. И кресло это — то же самое дерьмо, не лучше, да? — Кувалда задумывается.
— Эй, может, креслом займусь я? — предлагает Эктор. — Время у меня имеется. И опыт, сама знаешь.
— Не сомневаюсь, Эктор.
— Приду в твою мастерскую и сделаю.
— Никто и никогда в мою берлогу не войдет. Это моя Крепость одиночества [16] {12} .
— Но ты же пригласила туда эту лебзиянку?
— Лесбиянку, Эктор.
— Я так и сказал.
— Я пригласила ее в приемную.
— У тебя в мастерской есть приемная?
— Может, я воспользуюсь твоей мастерской, Эктор?
— Не получится. Дэйзи не любит черных. Она тебя с дерьмом сожрет.
— У вас что, в семье все расисты, сексисты и гомофобы?
16
К
— Нет, мы патриоты.
Вздох.
— Ты ведь готов потесниться ради меня, да?
— Так уж и быть. Можешь воспользоваться моей мастерской. — Эктор протягивает ей рекламную листовку. — Если придешь на мою выставку.
Кувалда останавливается и рассматривает листовку первой большой художественной выставки Эктора. На ее лице отражается целая гамма чувств, и мышцы, которыми частенько пренебрегали, натужно поскрипывают. Наконец в утреннем свете сверкают серебряные зубы.
— У тебя будет выставка? — Она обнимает Эктора, разворачивает его к себе и запечатлевает на его губах смачный поцелуй. — Выставка!
— Ну да, выставка, выставка, — бормочет Эктор, краснея, как племянник, чья подвыпившая тетушка позволила себе лишние телодвижения. — Всего лишь небольшая…
— Маленьких побед не бывает, — перебивает его Кувалда. — Что надо сказать?
— Ой, да ладно тебе.
— Говори!
Эктор откашливается.
— Эта моя победа. Это не маленькая победа. И мы отпразднуем эту победу, потому что не можем позволить ублюдкам победить.
— Неплохо. Молодец.
— Спасибо, — сияет Эктор. — Я возьму смокинг напрокат и все такое.
— Я горжусь тобой! — Кувалда тоже сияет. Она рада. Очень рада. — Ужасно, ужасно тобой горжусь.
Эктор краснеет.
— Можешь воспользоваться моей мастерской. — Он раздает несколько листовок окружающим сборщикам. Те одобрительно кивают. — Эй, а у нее большие буфера, у этой лебзиянки? Если да, я сделаю для тебя кресло. Может, она не против у-ля-ля? И согласится на тройничок вместе с ее подружкой. Прямо в кресле. У меня опыт имеется.
Кувалда швыряет в юного бахвала мокрую метелку из перьев. Метелка задевает его рукав, оставляя пятно. На одно мимолетное мгновенье ей кажется, что он напоминает импрессионистский портрет Гарри С. Трумэна [17] {13} .
17
Типа пороховых картин Цай Гоцяна начала девяностых.
Эктор не сообщает Кувалде, что скоро его гвардейскую часть перебросят в другое место. Куда именно, еще точно неизвестно, но перебросят. Он ничего не говорит, потому что Кувалда сияет, а она редко показывает в улыбке свои металлические зубы. Сейчас не время позволять ублюдкам побеждать. Сейчас время праздновать. И Эктор размахивает листовками.
— Бесплатное cervezas{14}!
Американские бедра