Форма жизни
Шрифт:
Девушка лежала, уставившись в потолок. Когда Гоум начал пальцами растягивать кожу на поражённой щеке, из уголков её глаз ручьём брызнули слёзы.
— Зелёную жидкость, Кайл, быстро.
Юноша подал Гоуму нужную склянку, и старик принялся своей палочкой, смоченной в ядовито-зелёном растворе, выглаживать щёку Беат, двигаясь вдоль глубоко въевшихся в кожу нитей.
Она скривила губы, терпеливо вынося боль.
Нити засеребрились, потом вдруг начали тускнеть.
— Придётся потерпеть, милая… — произнёс Гоум. — Сейчас я попробую
Беат, лицо которой было белым, как лист бумаги, едва заметно кивнула.
Старик обернулся к Кайлу.
— Держи её голову, — приказал он.
Юноша повиновался. Он сам был взволнован и напрягался каждый раз, как только инструмент касался покрасневшей, распухшей плоти вокруг нитей.
Гоум, действуя острыми щипчиками, обкусил одну нить у основания, там, где она сливалась с безобразным пятном. В месте вмешательства выступило несколько капель крови.
— Сожми зубы, — посоветовал он.
Беат опять едва заметно кивнула. Слёзы продолжали сбегать из уголков её глаз, скользя по пальцам Кайла, который ладонями сжимал её виски.
Он ощущал её страдания и страх. В эти минуты в его душе что-то смешалось, одни понятия теряли свою опору, другие незаметно обретали почву под собой. Юноша почти не помнил своей собственной физической боли, но моральные муки были ещё так свежи, что он понемногу начинал видеть ситуацию совсем в ином свете. Разве человек пойдёт на добровольные муки, станет терпеть адскую боль, мириться с уродством своей плоти?
Нет, конечно.
Значит, изменения, по своей сути, события случайные, произошедшие в силу каких-то неподвластных человеку обстоятельств, и они — действительно проказа, болезнь, но разве следует презирать, ненавидеть и уничтожать больных?
Это был безответный вопрос, заданный самому себе. Для каждого эта дилемма решается по-своему. Кто-то, кого не коснулась беда, возможно, лишь фыркнет, заявив, что источник болезни нужно уничтожать, вырывать с корнем, а кто-то, напрямую вкусивший этой горечи, осознающий, что больной остаётся человеком, станет действовать и думать как-то иначе.
Вот Гоум наверняка относился к последней категории.
Его действия были болезненными по отношению к пациенту, жестокими из-за элементарного отсутствия анестезирующих средств, но оправданными с точки зрения практического выживания.
Взяв пинцет, Гоум ухватил конец нити и резко потянул за него.
Раздался отчётливый хруст.
Голова Беат дёрнулась, рот раскрылся в немом крике, Кайлу казалось, что его самого пронзила эта боль, когда серебристая нить с неприятным звуком начала извлекаться из её щеки.
Эта кошмарная процедура повторилась шесть раз.
На пятой нити Беат не выдержала и потеряла сознание. Заметив это, Гоум удовлетворённо хмыкнул.
Ладони Кайла вспотели от напряжения.
— Пока всё, — к его неописуемому облегчению объявил старик, вытащив шестую нить. Щека Беат после операции покраснела и распухла.
— Присыпь ей следы от нитей
Его руки дрожали, когда он выполнял наставления жестокосердного старика. Сделав всё, как приказывал Гоум, Кайл снова встал в изголовье и сжал ладонями её виски на тот случай, если Беат внезапно придёт в себя и начнёт дёргаться от боли.
Шли минуты, но она не приходила в сознание.
Кайл стоял в напряжённой позе, глядя на её черты, на коротко стриженные волосы, которые стали ещё больше похожи на короткий проволочный ёжик из-за своего медно-рыжего цвета.
В его короткой и достаточно однообразной в недалёком прошлом жизни не было никакого опыта общения с женщинами. Как и любой подрастающий юноша, он с определённого момента стал поглядывать на представительниц иного пола несколько иными глазами, но реального случая понять, что за смутные чувства тревожат его разум, у Кайла попросту не было.
И вот сейчас этот миг наступил.
Как ни противоестественной могла показаться эта ситуация, но Беат оказалась первой, на кого Кайл смотрел как на женщину.
Чувство, обрушившееся на него, показалось юноше ошеломляющим. Он ощущал под своими ладонями тепло её кожи, и те муки, которые он сопереживал вместе с ней несколько минут назад, сделали его взгляд не постыдным, а тёплым, понимающим, нежным, гладящим её кожу и…
Он вдруг понял, что Беат пришла в себя и вот уже несколько секунд смотрит на него. Её губы были чуть приоткрыты, дыхание стало неровным, прерывистым.
Кайл не успел смутиться или испугаться. Они встретились глазами, и он понял, что голова Беат под его ладонями дрожит.
— Я, наверное, умру… — тихо, но внятно произнесла она.
Кайл отчаянно затряс головой.
— Нет. Не думай об этом.
— Я боюсь. Мне говорили, что когда это проникает в мозг, то наступает смерть… Человек становится дебилом, как Даккар. Ему, бедняге, уже не поможет никто…
Кайл содрогнулся от этих тихих, как само дыхание, слов.
— Не надо думать о плохом. Гоум тебе поможет.
— Я боюсь… — повторила она, и её взгляд вдруг опять начал тускнеть.
— Постой… — Кайл запаниковал. Ему хотелось помочь ей, как-то облегчить страдания, но он не знал, что следует делать, и стоял, лишь сильнее сжимая её виски своими ладонями, так что короткие волосы Беат впивались в его кожу.
Её блуждающий взгляд остановился на шее Кайла, где на тонкой, но прочной цепочке висел медальон размером с небольшую бусину. Такие личные метки выдавали в городе всем воспитанникам муниципальных учебных заведений.