Формирование философии марксизма
Шрифт:
В.И. Ленин указывает, что в этом письме к Фейербаху Маркс дает образец партийности в философии, с поразительной ясностью намечая коренные линии в философии и решительно осуждая претензии Шеллинга охватить и тем самым превзойти противоположные философские учения. «Как ловко, – указывает Маркс, – г-н Шеллинг поймал на удочку французов – сперва слабого эклектика Кузена, позднее даже даровитого Леру. Ведь Пьеру Леру и ему подобным Шеллинг все еще представляется тем человеком, который на место трансцендентного идеализма поставил разумный реализм, на место абстрактной мысли – мысль, облеченную в плоть и кровь, на место цеховой философии – мировую философию! Французским романтикам и мистикам Шеллинг говорит: я – соединение философии и теологии; французским материалистам: я – соединение плоти и идеи; французским скептикам: я – разрушитель догматики, одним словом: я… Шеллинг!» (2; 258).
По Марксу, разъясняет Ленин, партийность
В своем ответе Марксу Фейербах по существу конкретизирует ту характеристику Шеллинга, которая была дана Марксом. Но он отказывается написать статью о Шеллинге, считая, что все существенно важное по этому вопросу он уже высказал раньше. Он не выражает также желания написать какую-либо другую статью для «Ежегодника». По этому поводу Меринг справедливо замечает: «Тот день, когда Карл Маркс в пламенных словах приглашал его сотрудничать в „Deutsch-Franzosische Jahrbucher“, а Фейербах, правда, живо заинтересовавшийся им, все-таки дал отрицательный ответ, был роковым днем в его жизни, хотя и пославший письмо и получивший его даже и подозревать этого не могли» (35; 209).
Осенью 1843 г. Маркс переезжает в Париж. Здесь, в этом центре тогдашней политической жизни, он получил возможность непосредственно связаться с рабочим движением и выдающимися представителями тогдашних социалистических и коммунистических теорий. Впоследствии Маркс отмечал, что в это время он поддерживал личные отношения с «вождями большинства тайных французских рабочих обществ, не входя, однако, ни в одно из них» (1, 14; 451).
Выход в феврале 1844 г. первых двух объединенных номеров «Deutsch-Franzosische Jahrbucher» был значительным идейным событием того времени. Кёльнский соратник Маркса Даниельс (впоследствии член «Союза коммунистов») писал, что статьи Маркса, опубликованные в журнале, расцениваются немецкими демократами как «величайший и прекраснейший дар немецкого гения французскому…» (53; 2).
Известно, с каким захватывающим интересом читал журнал В.Г. Белинский. В этой небольшой, скромно изданной книжке впервые были сформулированы отправные положения марксистского мировоззрения. Не удивительно поэтому, что и реакционные политические силы зафиксировали выход в свет нового революционного органа. Тайный агент царизма в Париже Я. Толстой доносил, что журнал полон «подстрекательством и опорочением всего, что достойно самого высокого уважения: ничему нет пощады, нет для этих людей ничего святого!» (45; 70).
Журнал открывался предисловием Руге и письмами Маркса, Руге, Фейербаха и Бакунина, в которых обсуждался вопрос о целях предстоящего издания. В своих письмах Маркс предстает как мыслитель, возвышающийся над своими выдающимися современниками, глубоко осознающий назревающую в Европе революционную ситуацию. В письме к Руге он, в частности, указывает, что Германия находится накануне революции, и формулирует задачи революционной демократии. Руге, как видно из его ответа Марксу, не верит в близость и даже возможность революции для Германии: немцы-де погибли для истории; они переносят деспотизм с овечьим терпением и даже с патриотизмом; последние же тридцать лет сделали Германию политически ничтожнее, чем когда бы то ни было. «Наш народ не имеет будущности» – этими словами заканчивает Руге свой ответ Марксу (58; 560) [111] .
111
Письмо Фейербаха, опубликованное в журнале, показывает, что в оценке перспектив Германии он был ближе к Руге, чем к Марксу. «Не скоро добьемся мы в Германии успеха, – писал Фейербах. – Все насквозь испорчено, одно – по-одному, другое – по-другому» (58; 571). В несколько ином духе писал Бакунин: «О, я согласен, еще далеко до наступления немецкого 1789 года! Когда же немцы не отставали от столетия? Но это не значит, что теперь время сидеть со сложенными руками и малодушно отчаиваться. Если уж люди, как вы, не верят более в будущность Германии, не желают больше работать над ней, кто же будет тогда верить, кто работать?» (58; 566).
В ответном письме Маркс
Наша же задача состоит в том, чтобы разоблачать старый мир и совершать положительную работу для образования нового мира. Чем больше времени будет предоставлено ходом событий мыслящему человечеству, чтобы осознать свое положение, а человечеству страдающему, чтобы сплотиться, – тем совершеннее будет плод, который зреет в недрах настоящего» (1, 1; 377 – 378). Конечно, в этих высказываниях много еще такого, от чего Маркс вскоре откажется. Тем не менее они содержат в себе постановку весьма важного вопроса о преходящем характере мелкобуржуазного развития Германии, о роли крупной промышленности в преодолении этой мелкобуржуазности.
Итак, на повестке дня вопрос о революции. Исходя из этого, Маркс говорит о задачах журнала; главная из них – беспощадная критика существующего государственного строя с позиций революционных масс, выступающих против него. Это, следовательно, не абстрактная младогегельянская «критическая критика», которая неизбежно носит сектантский характер, а реальная политическая борьба, трезво учитывающая объективные условия и тенденции общественного развития.
Всевозможные доктринеры, игнорируя исторический опыт, пытаются, говорит Маркс, изобретать логические формулы, универсальные рецепты для разрешения всех социальных проблем, декретируя будущее общественное устройство. Новый журнал должен отказаться от догматических претензий; он не будет уподобляться ни реформаторам, мнящим, будто им в точности известно будущее устройство общества и пути его достижения, ни философам, возглашающим, что их система содержит полную и окончательную истину. Как разъясняет Маркс, «преимущество нового направления как раз в том и заключается, что мы не стремимся догматически предвосхитить будущее, а желаем только посредством критики старого мира найти новый мир. До сих пор философы имели в своем письменном столе разрешение всех загадок, и глупому непосвященному миру оставалось только раскрыть рот, чтобы ловить жареных рябчиков абсолютной науки. Теперь философия стала мирской; это неопровержимо доказывается тем, что само философское сознание не только внешним, но и внутренним образом втянуто в водоворот борьбы. Но если конструирование будущего и провозглашение раз навсегда готовых решений для всех грядущих времен не есть наше дело, то тем определеннее мы знаем, чтo нам нужно совершить в настоящем, – я говорю о беспощадной критике всего существующего, беспощадной в двух смыслах: эта критика не страшится собственных выводов и не отступает перед столкновением с властями предержащими» (1, 1; 379).
Эти афористически яркие положения представляют собой приговор утопизму, догматизму и сектантству как в политике, так и в социальной теории и, что не менее важно, также и в философии. Философии следует покончить с пренебрежительным отношением к практике и с антинаучной претензией на абсолютное знание. Она должна быть не «абсолютной наукой», а просто наукой, развивающейся, обогащающейся новыми данными. Единство философии с практикой, с одной стороны, и с положительными науками – с другой, открывает перед ней перспективу действенного влияния на ход общественной жизни. Философия становится, по словам Маркса, «критической философией», орудием революционного преобразования общества.