Формула-1. История главной автогонки мира и её руководителя Берни Экклстоуна
Шрифт:
Экклстоун не видел никаких юридических сложностей. Он настаивал, чтобы Мосли признал за ним «полное и неоспоримое право». После очередного полёта в Биггин-Хилл Мосли заявил:
— Берни, ты, конечно, не лжец, но твоё представление о правде отличается от общепринятого.
Чтобы положить конец спорам, он предложил передать Экклстоуну права на «Формулу-1» сроком на пятнадцать лет, после чего они должны вернуться в собственность ФИА. Берни эта идея понравилась. Пятнадцать лет — долгий срок, а если он к тому времени останется жив, то найдётся масса оснований его продлить. Ухватившись за сделанную президентом уступку, Экклстоун заявил, что будет платить ФИА только 9 миллионов долларов в год и никаких отчислений от продажи телеправ.
Контракт на пятнадцать лет оказался для Берни превосходным рождественским подарком. Его личный доход от продажи телевизионных прав на 1996 год уже составил 103 миллиона долларов. По самому первому соглашению ФИА полагалось бы 30% — 67 миллионов долларов. Теперь же придётся заплатить только 9 миллионов. Мосли приводил следующие доводы в свою защиту: во-первых, команды возмутились бы огромными выплатами ФИА; во-вторых, ФИА гарантировала себе доход без малейшего финансового риска; в-третьих, других вариантов всё равно не было, поскольку заменить Экклстоуна некем; наконец, в-четвёртых, Экклстоун хотел гарантий, чтобы заняться продвижением цифрового телевидения, которое обеспечит «Формуле-1» небывалый успех. Никаких обвинений Мосли не боялся — и это притом, что ФИА купила для него у Экклстоуна самолёт. Заключённая сделка, как и их мелкие совместные операции в сфере недвижимости, символизировала давний союз жёсткого дельца с политиком, направленный против команд. Все знали, что благодаря ФИА Мосли живёт в неописуемой роскоши, однако никто его не проверял.
Сезон 1996 года открывался мартовской гонкой в Мельбурне, куда команды прибыли со смешанными чувствами. Деймон Хилл не сомневался в превосходстве «Уильямса»; Рон Деннис считал, что «Макларену» под силу выиграть чемпионат; Кен Тиррел раздражённо признал: его время прошло; а Флавио Бриаторе был мрачен, поскольку Жан Тодт увёл в «Феррари» Шумахера, а с ним и ведущих конструкторов. Эта потеря сильно ударила по перспективам «Бенеттона», и в 1997 году Бриаторе будет уволен — правда, уже успев сколотить целое состояние. Сам Экклстоун только отходил от лицевой пластики — в гостях у Стива Уинна в Лас-Вегасе его покусала сторожевая немецкая овчарка.
— Я сидел в кабинете у Стива и захотел погладить пса, — рассказывал он в паддоке, — а тот вдруг бросился и откусил мне нос.
Охранник оттащил собаку, и Экклстоуна срочно доставили к пластическому хирургу. Через два часа он уже вернулся в роскошное жилище Уинна в заляпанной кровью одежде. Уинн встретил его в саду всё с той же собакой.
— Берни, прости. Только ты не злись на пса. Он так обучен.
Экклстоун подозревал, что его злоключения не вызовут сочувствия.
Боссы команд были врагами на трассе, однако их всех раздражало, как далеко протянулись финансовые щупальца Экклстоуна. Деннис изучил проект нового «Договора согласия» (тот вступал в силу в 1997 году сроком на десять лет) и обнаружил там поправки, указывающие на колоссальные прибыли Экклстоуна. Заручившись поддержкой Уильямса и Тиррела, он заявил, что Мосли не имел права вручать «Формулу-1» на пятнадцать лет в личное распоряжение Экклстоуна.
— Я доверял права на «Формулу-1» ФОКА, а не какой-то «ФОКА лимитед», — заявил Деннис. — Ты нас надул.
— Бернард, мне кажется, это несправедливо, — поддержал его Фрэнк Уильямс. Он вдруг осознал, что ещё в 1970-е годы всё было у них в руках.
Уильямс бросил взгляд на Денниса, который, по его собственному признанию, «смотрел гораздо дальше». Тому не нравилось, что Экклстоун слишком жадничает.
— Я согласен с Фрэнком, — сказал босс «Макларена» своим ворчливым тоном. — Ты жадничаешь.
— Что несправедливо? — Экклстоун притворился оскорблённым злыми словами Денниса.
Он знал: команды недовольны и считают, будто бы «все должны зарабатывать столько же, сколько я. Но я ведь предлагал купить у меня бизнес со скидкой, а они отказались».
— Нет никакой справедливости, — сказал Деннис. — Весь вопрос в деньгах.
Экклстоун бросил взгляд на Кена Тиррела, опечаленного постоянными неудачами команды, которая не выигрывала с 1983 года. Именно он впоследствии посоветовал Тиррелу продать команду и помог ему получить хорошую цену от «Бритиш американ тобакко». «Тиррел так меня и не поблагодарил, даже слова доброго не сказал», — вспоминал Экклстоун.
Его доброта насторожила Денниса. Тот считал, что Экклстоун никогда никому не помогает, а жаждет лишь мести: «Если Берни затаил злобу, он выжидает момент для удара».
В апреле 1995 года все команды, кроме «Тиррела», «Уильямса» и «Макларена» (так называемой «тройки»), подписали «Договор согласия», который должен был вступить в силу с 1997 года. «Тройка» же, как сообщили Экклстоуну, требовала «держаться вместе» и «не дать Берни, как всегда, стравить нас друг с другом». Он решил применить свою обычную тактику и уговорил Эдди Джордана, которого кое-кто считал «правдорубом», задавать на встречах побольше неудобных вопросов. Джордан был благодарен Экклстоуну, который помог ему спасти команду от банкротства, и с его подачи все нападки «тройки» тонули в обсуждениях. Сам Экклстоун был скуп на похвалу: «Эдди Джордан настолько честен, насколько может себе это позволить. Пару раз я его выручал. Он прислушался к моим советам и получил что хотел».
Деннис посмеивался над их тактикой: «Пустой горшок громче звенит — это про Эдди».
Экклстоун пренебрежительно соглашался: «Эдди не надо заводить. Он себя сам заводит».
Беспрестанная болтовня Джордана отсрочила непосредственную опасность, однако весной 1996 года Деннис и Лука Монтеземоло встретились в одном из отелей Хитроу, чтобы обсудить продление «Договора согласия». Оба признали: права на «Формулу-1» у Экклстоуна уже не отнять, поэтому стоит реанимировать идею «посмертного договора». На следующем собрании ФОКА Деннис заявил, что права должны в конце концов вернуться к командам. Босс «Макларена», как всегда, пошёл напролом. Экклстоун возразил:
— Права никогда не принадлежали командам. Они были у ФИА, а теперь — у меня.
Вопросы преемственности его не интересовали. Кроме того, добавил Экклстоун, его влияние в автоспорте постоянно растёт. Мосли только что передал принадлежащей ему компании «Ай-эс-си» телеправа на все крупные автоспортивные соревнования, в том числе «Ле-Ман», ралли «Париж—Дакар» и гонки грузовиков, сроком на пятнадцать лет. У всех этих состязаний имелась вполне лояльная аудитория — которая, правда, неуклонно уменьшалась. Мосли не сомневался, что сто двадцать делегатов ассамблеи ФИА утвердят этот контракт. Экклстоун стал монополистом на рынке телевизионных прав в автоспорте. Они с Мосли могли диктовать свои условия командам. Как философски заметил Фрэнк Уильямс:
— Мы вечно гадили конкурентам вместо того, чтобы спорить с Берни. Для нас главное было выиграть гонку.
Собранием все остались недовольны. Все, кроме Экклстоуна.
Каждый день Экклстоун уходил с работы в шесть часов и старался сразу забыть о делах. Он любил вернуться домой, где ждал приготовленный Славицей вкусный ужин, и провести вечер за просмотром боевиков или фильмов о природе. Жену его привычки раздражали. Её муж был миллионером, и Славица желала красоваться в дорогих нарядах и жемчугах на шикарных лондонских тусовках. Экклстоун жаловался на боли в сердце, но изредка всё же уступал. 4 июля 1996 года они отправились в «Гаррис-бар» — так назывался закрытый клуб в районе Мейфэр. Потом вернулись домой, а когда подошли к двери, вдруг появились двое.