Формула любви (Повести и пьесы для театра и кино)
Шрифт:
Перчик. Не знаю я таких слов. И порядок такой — не порядок! Порядок будет, когда восторжествует свобода и когда не станет ни бедных, ни богатых.
Тевье. А кто же будет?
Перчик. Равноправные люди…
Тевье. Во как! Хорошо! Ну, с бедными я договорюсь, а с богатыми — не уверен. Куда ж их богатство денется?
Перчик. Поделим на всех поровну.
Тевье. Умный вы человек, Перчик, многому, видно, в ниверситетах научились… Только я вам так скажу: чужое поделить —
Перчик. А чего у меня есть? Книжки? Пожалуйста! (Кинул книги в телегу.) Теперь они общие…
Тевье. Тогда и телега общая… Тащи!!
Перчик улыбнулся, впрягся вместе с Тевье в телегу. Вдвоем они с трудом сдвигают ее с места.
Ну, как тебе, Перчик, такая новая жизнь?
Перчик. Ничего, реб Тевье. (Кряхтит.) Главное — труд и свобода.
Тевье. Труд — это точно. А насчет свободы — свободной у нас осталась пока только лошадь… Мы — тащим!..
Тихо переговариваясь, увозят телегу.
Картина вторая
Дом Тевье. Предсубботняя суета. За столом — Голда и две девочки, младшие дочери, Бейлке и Шпринца, готовят тесто для пирогов. Чуть в сторонке Хава режет лук и читает книгу, лежащую у нее на коленях.
Голда (девочкам). Смотрите сюда! Вот так крутим, вот так — бьем! (Месит тесто.) Что говорит тесто? «Я готово!» Что говорит скалка? «А не прокатиться ли нам?» Поехали! (Раскатывает тесто скалкой.) Цок, цок, дрожки, едут по дорожке!!
Девочки. (радостно) Цок! Цок!
Хава всхлипывает.
Голда. Хава, кончай резать лук. Обревелась!
Хава. Книжка грустная, мама.
Голда. Какая книжка, когда в руках нож? Думаешь, грамотные не режутся?.. Отложи! (Встает.) Отложи, тебе говорят!
Хава. Мам, ну оставь… На самом интересном месте…
Голда (забирая книгу). На самом интересном месте вернется отец, а у нас ничего не готово… Солнце садится!
Девочки Цок, цок, дрожки! (Балуются скалкой.)
Голда. Хватит кататься! Приехали! (Отбирает скалку.) Бог мой, что вы тут натворили?
Входит старшая дочь Цейтл с
А где Годл?
Цейтл. Ушла за водой.
Голда. Надеюсь, не к Черному морю? Уже час как нет…
Цейтл кладет дрова у печки, начинает ее разжигать. Входит Степан.
Степан. Здорово, соседи!
Голда (продолжая орудовать с тестом) Здравствуй, Степан.
Степан. Не вовремя?
Голда. Глаза есть — решай сам.
Степан. Голова трещит.
Голда. Степан, сразу говорю: в доме ни грамма.
Степан. Раскалывается башка… Ну хоть поворожи, Голда.
Голда. Степан, ты видишь, руки заняты… Суббота на носу.
Степан. К тому и говорю… Расхвораюсь — кто вам завтра коров доить будет?
Голда (перестала месить). Ох, горе мое… (Вытирает руки.) Садись на стул. (Дочери.) Хава, займись тестом…
Степан садится на стул, закрывает глаза. Голда встает сзади, простирает над ним руки, начинает что-то бормотать.
Хава. Дикость какая-то. В наш век — ворожба!
Степан. Цыц! Мать не учат!
Голда. Молчи, Степан. Думай о приятном… (Бормочет заклинание.) Цейтл, печь дымит…
Цейтл. Вижу… (Раздувает огонь.)
Степан. (открыл глаза) Сырые-то потом кладут… Сперва щепочки…
Голда. Степан, думай о приятном… (Бормочет.)
Входит Годл с ведром воды.
Наконец-то… За смертью хорошо посылать.
Годл. Знаешь, мама, кого встретила? Менахем-Мендла… Родственника…
Голда. И что?
Годл. Сказал, что придет к нам…
Голда. Только его не хватало. Тебя зачем посылали: за водой или за родственником?
Степан (открыл глаза) Это какой Менахем?
Голда (с раздражением) Степан, не думай о нем. Думай о приятном…
Входит Менахем-Мендл, мужчина городского типа, в сюртуке и шляпе.
Менахем. Мир дому сему!
Голда. Спасибо на добром слове. Извините, у нас кавардак. Канун субботы.
Менахем. Все понимаю. А где Тевье?
Голда. Где бывают люди до заката? Работает.
Менахем. Все понимаю. Я тоже очень занят. (Садится.) Может быть, и хорошо, что его нет.