Формула любви (Повести и пьесы для театра и кино)
Шрифт:
— Нет! — сказал Свифт. — Я все сделаю сам. За свою жизнь я стольких венчал и благословлял, что заслужил право один раз проделать этот обряд с самим собой.
— А мы будем свидетелями! — обрадовался Патрик.
— Да. И доктор это все опишет.
— Что? Что я должен описывать? — не понял доктор.
Декана обступили актеры и зрители, страстно наперебой заговорили:
— Как это «что»? — Вы станете сейчас Свидетелем венчания декана… — Вы, молодой и честный человек, Вам долго жить! РасскажетеСопровождаемый этими разговорами, доктор вместе со всей процессией двинулся по улицам Дублина.
Гремела музыка, мелькали огни… Прохожие присоединялись к этому импровизированному карнавалу.
Скоро толпа подошла к собору Святого Патрика.
Здесь их ожидало уже множество зрителей, среди которых мелькали лица и фотоаппараты лапутян.
Двери собора распахнулись. Свифт взял под руку Эстэр, приглашая войти. Она вдруг испуганно попятилась:
— Избавьте меня, ваше преподобие! Я не умею притворяться. Можно обмануть друзей или слуг, но не женщину, которая вас любит… Вы на этот раз уходите по-настоящему!
— Пусть так! — тихо ответил Свифт. — Поэтому я и хотел наконец все расставить по местам…
— Я это поняла, — сказала Эстэр. — И я вам помогу. — Она оглядела толпу и вдруг закричала:
— Ванесса!
— Что вы? — испугался Свифт. — Зачем?
— О, как вы ее любите! — улыбнулась Эстэр. — Какая она счастливая…
Из толпы вышла Ванесса:
— Вы меня звали, сестра?
— Вас пригласил декан. Он прощается с нами и хотел… как бы лучше это сказать… хотел сообщить вам нечто важное… Я ведь правильно все говорю, декан?
Свифт молчал.
— Декан хочет покончить с таким противоестественным положением, в котором он, вы и я пребывали долгие годы. Он сделал выбор… Принял решение…
— И поручил сообщить его вам? — усмехнулась Ванесса. — Не очень удачная шутка, ваше преподобие. Я так всегда ценила изящество вашего юмора, а тут… не очень… — Она повернулась к зрителям: — Вы как считаете?
— Не очень… — сказал кто-то. — Но, может быть, дальше пойдет Поживей?
Эстэр и Ванесса неожиданно бросились друг к другу, заговорили страстно, перебивая.
Эстэр. Не делайте глупостей, Ванесса. Он вас любит! Я знаю! Много лет! Он перечитывает ваши письма… Шепчет стихи…
Ванесса. Замолчите! Вы унижаете меня своим благородством! Я не хуже вас понимаю молчание декана!
Эстэр. Вы ему нужней!
Ванесса. Нет, вы!
Раздались аплодисменты. Свифт растерянно улыбнулся, обернулся к толпе:
— Я же предупреждал: эта сцена у нас никак не получается. Мы ее репетируем много лет. И ничего определенного. Тут ирония не годится, а в лирике я… не силен. Извините! Жизнь сложна и никак не выстраивается в сюжет. Обе женщины поместились в сердце моем, и нет у меня сил и права предпочесть одну другой… Так и запишите, доктор: «Жили на земле Стелла, Ванесса и Свифт! Они любили, как умели, страдали, как умели… Но помыслы их были чисты. И не стоит потомкам мучиться над их тайной. Достаточно того, что измучились они…»
Из собора вдруг донесся крик, переходящий в стон толпы.
— Это он упал!.. Понесли на руках… А он лежит,
Доктор безумными глазами посмотрел на Патрика, стал отступать… Потом побежал, не разбирая дороги, отталкивая людей, встречавшихся на пути.
Шум голосов, реплики, звон колокола разрывали ему слух.
Так он вбежал в дом Свифта. Его взору предстал разгром и беспорядок: валялись опрокинутые стулья, рассыпанные книги, посуда. Только письменный стол в кабинете еще хранил былой порядок, кресло декана стояло рядом, на столе — письменный прибор, перо и чистый лист бумаги.
Сжимая уши, доктор кинулся в кресло, несколько мгновений сидел, молча уставившись в чистый лист.
Неожиданно звуки и шум стали стихать. Возникла тихая музыка. Доктор поднял глаза и увидел передо собой Патрика.
Патрик строго и деловито поставил перед новым хозяином чай, кивнул головой, удалился.
Доктор осторожно обмакнул перо, начал писать:
На крик толпы я выбежал на площадь И там увидел Джонатана Свифта — Лежал он неподвижно на земле… Коснулся я его руки холодной, Припав к груди, услышал тишину И лишь собрался объявить о смерти, Как вдруг заметил, что он краем глаза Мне весело и дерзко подмигнул… И понял я, что предо мной актер, Достигший в лицедействе совершенства, Который, если требует искусство, И сердце и дыханье остановит, А жив он или нет, не нам судить…Доктор положил новый лист перед собой и вдруг обнаружил, что сквозь чистый лист стал проступать силуэт маленького парусного кораблика.
Музыка зазвучала все громче и сильнее.
Кораблик выплыл из-за горизонта и стал увеличиваться, приближаясь к берегу.
…На берегу его ждала съемочная группа и доктор Гулливер, такой, каким мы его привыкли видеть на иллюстрациях знаменитой книги: камзол, шляпа, белые чулки, дорожный саквояж…
— Вперед! — раздалась команда режиссера.
Гулливер скинул башмаки, камзол и с разбегу кинулся в море.
— Давай! Давай! — подбадривала группа.
Гулливер подплыл к кораблю, ему кинули сверху веревочный трап, он начал изо всех сил карабкаться вверх. Через секунду, мокрый, усталый, но счастливый, он стоял уже в окружении матросов…
— Повернись к нам! — крикнул режиссер. Актер, исполнявший роль Гулливера, обернулся.
— Улыбнись! Улыбнулся.
— Вот так! — удовлетворенно сказал режиссер. — Хорошо! Теперь все!
Улыбающееся лицо Гулливера, знакомое по книгам еще с детства, смотрело на зрителей.
— Все! — повторил режиссер. — Титры! И пошли финальные титры.
Поминальная молитва
Тевье — молочник.
Голда — его жена.
Цейтл
Годл