Фосфор: Таинственное приключение на Искии
Шрифт:
Доктор — который оказался, кстати сказать, вовсе не тем приятелем-врачом, на которого я рассчитывал — заметил, что я, должно быть, сошел с ума и совершил, к сожалению, большую глупость; с этим он распрощался, обещав прислать гробовщика, чтобы снять с меня мерку.
Слуги омыли меня и уложили как подобает; все это я сознавал, будучи не в состоянии что-либо ощутить или пошевелиться; затем они накрыли меня и ушли.
Позже пришел гробовщик и снял с меня мерку для гроба.
Я слышал, как камердинер передал
Гробовщик согласился изготовить в точности такой гроб, как было велено.
Камердинер подошел к секретеру. Я слышал, как звенят монеты, которые он доставал из ящиков.
В это время вошел повар. Вместе они опустошили мои чемоданы и сундуки, хладнокровно присвоив все ценности и прочие понравившиеся им вещи.
Только представьте себе мои чувства! Я лежал в нескольких футах от них и все же не мог им помешать.
Принесли гроб и меня положили внутрь.
Крышку заколотили.
Я не знал, сколько прошло времени; каждая минута казалась годом страшной, чудовищной агонии.
Меня вынесли, гроб поместили на катафалк.
Что если им не удалось приобрести склеп, и меня зароют в землю?
И если это смерть, как жутко вечно лежать в земле и все сознавать!
И все-таки будет стократ ужасней, если я еще жив; тогда я очнусь, чтобы умереть подобной смертью, одной из самых жестоких, что может вообразить человеческий разум!
Снова и снова я представлял, что ждет меня, заключенного в этот узкий деревянный ящик.
С какой силой, с каким напряжением мысли я мечтал пошевелить рукой или ногой — но все было тщетно!
Жило только сознание, и в нем я претерпевал муки, что были страшнее участи грешников в аду.
О! Почему я не мог убить собственный мозг и тем избежать мучительной неопределенности?
Возможно, мозг и был душой, и душа по смерти не покидала тело, а оставалась в нем и, чувствуя и осознавая все испытываемые телом ужасы, страдала за грехи, совершенные им на земле.
Что же сотворил я, чем навлек на себя эти крестные муки?
Они поставили гроб на землю и отслужили надо мной похоронную службу.
По окончании ее гроб подняли и внесли в склеп.
Хвала Господу! В землю меня не зароют.
Затем они положили меня на каменный выступ и ушли.
Я слышал, как лязгнула железная дверь, когда они захлопнули и заперли ее.
Я остался один.
Не знаю, сколько времени я пролежал там, но внезапно я ощутил в левом боку что-то похожее на укол тонкой иглы; после сразу несколько игл словно пронзили мое сердце.
Покалывание усилилось; казалось, в тело со всех сторон вонзались маленькие острые инструменты.
Время от времени я чувствовал, как подергивались мышцы.
Я задышал.
Кровь начала циркулировать, сперва медленно,
Я пошевелился.
Никогда не забуду высший экстаз этого мгновения.
Я снова чувствовал себя живым.
Я попытался закричать, но мое горло пересохло, и мне удалось издать только низкий, хриплый звук.
Предположим, подумал тогда я, что они нарушили мои указания: решили, что я был безумен, когда составлял письмо, и сколотили гроб из толстых досок.
В этом случае я вряд ли сумею освободиться и погибну в гробу от голода.
Очевидно, отверстия в гробу они все же проделали согласно моим инструкциям; дышалось мне легко и, несмотря на тлетворный запах, который издавали тела мертвецов, лишенные своих сгнивших гробов, воздух склепа казался мне самым сладостным в мире.
Через некоторое время я вновь пошевелился и нашел, что теперь лучше владею своими конечностями.
Подняв руки, я ощупал доски над головой и сорвал с лица вощеную бумагу, устилавшую гроб.
С каждым движением мышцы все лучше подчинялись мне.
Все поры кожи сочились потом.
Ко мне вернулся голос.
Я кричал, ворочался и бил кулаками в доски над головой без всякого видимого результата.
Я на секунду остановился и затем, со всей силой отчаяния, ударил в крышку гроба коленями.
Доска затрещала.
Я вновь и вновь напрягал все свои силы и с последним громадным усилием мне удалось расщепить гробовую крышку; инерция удара увлекла меня на пол, следом упал гроб.
Изможденное тело взяло свое.
Я потерял сознание.
Очнувшись, я ни увидел ни зги; меня окружала полная темнота.
Я подполз к стенке склепа и безуспешно попытался нащупать дверь.
Затем я успокоился и начал обходить склеп по кругу, задевая по пути стоявшие у стенок гробы.
Я слышал, как гремели кости скелетов и как более свежие трупы рушились на пол с глухими ударами, когда гробы их падали и раскалывались.
Временами я спотыкался и растягивался во весь рост среди мертвецов; выставляя руки, чтобы смягчить падение, я нащупывал их иссохшую кожу и кости или гнилую плоть.
От них исходило чудовищное зловоние.
Я решил отдохнуть и присел на гроб.
Передо мной в темноте проходили давно забытые сцены и события.
Я не сумел бы понять, что эти видения связаны со мной, если бы не вязь странных причин, предопределявших ход событий и объяснявших их с такой ясностью, что мой разум мгновенно понимал и истолковывал их смысл.
Бесспорно, нет худшего ада для дурного человека, чем его совесть; и если мы принимаем на веру, что душа по смерти не гибнет и обладает силой мысли, мы тем самым создаем ад куда ужасней простых телесных страданий.