Фотограф
Шрифт:
Лаская Ольгу с пылом любовника, забывшего обо всем на свете, охваченного лишь своей страстью к возлюбленной, отвечающей ему взаимностью, Гор подумал, что поступил вполне правильно, возвратив Турнетту его не слишком деликатный аппарат.
У него не было больше необходимости подслушивать. Довольно бессмысленно заниматься беседами, которые Ольга будет вести с Вервеем завтра и в последующие дни. Ведь она, разумеется, именно для этого хотела освободиться от Марсиаля. Двух недель им как раз хватит для выработки нового плана.
Более чем бессмысленно. Ибо теперь уже самому Гору предстояло подсказывать им, как следует поступать, а слова, которыми
Часть вторая
Сопровождаемые официальной свитой, окруженные охранниками, Пьер Маларш и его молодая жена путешествовали по стране, совершенно не подозревая о том, что следом за ними движется тайный эскорт людей, которых нимало не интересуют ни торжественные приемы, ни произносимые на них речи, людей, обуреваемых неистовыми страстями и неодолимыми желаниями. Что касается Марсиаля Гора, то он жил в постоянном напряжении, испытывая попеременно надежду либо неуверенность, и все это напоминало ему время его наполненной приключениями молодости. Он чувствовал головокружение оттого, что держит в своей руке целый пучок нитей хитроумных интриг. Он представлял себя в роли некоего демиурга, который упорядочивает смутный хаос стихий, направляя их к цели, не видимой никому, кроме него самого.
Он с Ольгой двинулся в путь на машине, то обгоняя президентский кортеж, то отставая от него на несколько часов, чтобы избежать толчеи, но стараясь не терять его из виду надолго, поскольку он опасался, как бы не произошел в их отсутствие какой-нибудь инцидент. Ольга, похоже, оценила подобную тактику, и иногда они вроде бы совсем беспричинно улыбались друг другу, глядя друг на друга, как двое влюбленных, для которых перипетии путешествия оказываются лишь поводом для все новых и новых приливов очарования и нежности. Порой удовольствие, которое Марсиаль получал в обществе своей любовницы, казалось, делало это путешествие счастливым сочетанием деловой поездки с увеселительной прогулкой, напоминавшей турне самого президента.
Развлекаясь, они отнюдь не забывали о главной цели своей экспедиции, но она была по-прежнему впереди. Порой Гор делал несколько снимков на каком-нибудь официальном приеме — просто, чтобы не утратить остроту глаза. Эти снимки не имели никакой ценности. Первые ряды занимали местные фотографы. Ему же, как дал понять своему другу Эрст, предстояло потрудиться всерьез на юге. Когда кортеж делал остановки, Эрст, уставший от снова навалившейся на него работы, случалось, заходил вечером к Марсиалю выпить стаканчик, развеяться и хоть на время позабыть о своих проблемах.
Марсиаль Гор, однако, позаботился о том, чтобы охранник ничего не узнал не только о его близости с Ольгой, но даже о самом ее существовании. В отелях они всегда останавливались в разных номерах.
— Ты понимаешь, информация, которую он должен мне передать, строго конфиденциальна. Если бы он узнал, что в моей жизни есть женщина, то не был бы со мной таким доверчивым.
— Я прекрасно это понимаю. И никогда бы не простила себе, если бы из-за меня ты упустил подходящий случай.
В целях большей безопасности
— Эрст уверен, что я живу один. Он может зайти ко мне в любое время.
Она согласилась, скрыв под еще более горестным, чем у него, вздохом, удовлетворение, которое доставило ей такое решение. У фотографа, разумеется, имелась еще одна не менее важная причина, чтобы предоставить Ольге большую свободу. Разве можно было лишить ее возможности общаться с Вервеем? Вервей должен был как можно быстрее получать информацию, которую передавал своему другу Эрст. Так случилось однажды, в самом начале поездки, когда президент выразил желание совершить тайную прогулку. Тогда Гор, рассказав все Ольге, ушел пораньше к себе в номер под предлогом, что у него болит голова, и после того, как услышал скрип открываемой в соседнем номере двери, а затем тихие шаги Ольги, отправившейся на тайную встречу, успокоенный заснул. Правда, на следующий день прогулка была отменена, и он постарался таким же образом поставить заговорщиков об этом в известность.
Расчетливый ум фотографа не упускал ни единой детали. Марсиаль всегда заблаговременно сообщал Ольге название отеля и номера забронированных им комнат, с тем чтобы облегчить контакт между конспираторами. Он был рад, когда обнаружил, что сообщники нашли более безопасный способ связи, чем телефон, вызывавший теперь у Марсиаля некоторые опасения. Довольно быстро он обратил внимание на одну деталь: когда он собирался провести весь вечер с Ольгой, оказывался откинутым левый ставень ее окна, когда же он рано уходил от нее, — правый ставень. Ребяческая радость, которую он испытывал от таких открытий, помогала ему укрощать свое нетерпение.
Вервей, конечно же, входил в тайную свиту Пьера Маларша, и Марсиаль Гор знал это. К тому же он весьма отчетливо представлял себе претензии этого заговорщика. Вервей считал себя высшим существом, посланным самой Судьбой, дабы изменить ход истории. Ну а фотограф смотрел на него как на простую марионетку в его, Марсиаля Гора, руках.
А какую роль играла Ольга в этой комедии? Была ли она еще одной марионеткой, нити которой тоже тянулись к его пальцам? Разумеется. И все же он ставил свою спутницу на много ступеней выше ее жалкого сообщника. Делая вид, что выполняет приказы Вервея, она сама пользовалась им как примитивным роботом. Она манипулировала им в той же мере, как и Марсиаль, используя фанатизм и глупость «руководителя» для осуществления своей мести. Гор не одобрял ее действий, но и не осуждал, считая, что ее резоны в интеллектуальном отношении стоят на порядок выше нелепых политических мотивировок Вервея. Он все больше и больше проникался уважением к Ольге. Иногда Марсиаль даже чувствовал в себе некую своеобразную духовную общность с ней, считая их союз неким братством незаурядных умов, стоящих выше мелочных забот остального человечества.
С тех пор как она назвала ему свою настоящую фамилию, Марсиаль был счастлив оттого, что ему больше не нужно задавать себе вопросы относительно ее роли во всей этой истории. Тем не менее у него оставались некоторые сомнения в том, что же в конечном счете побудило дочку гангстера сделать это признание. Была ли то разумная осторожность или же просто минутная слабость? Временами эти мысли не давали ему покоя. Всегда ли его подруга была начеку, или иногда, лежа рядом с ним, все-таки испытывала соблазн искренности? И Гор приходил к выводу, что последнее предположение маловероятно.