Фотографирование осени

Ботева Мария Алексеевна

кто не слышит.

С этим надо что-то делать, и некоторые братья пишут со-

общения домой или друзьям мобильной связью: мы маленькие

и плачем. А кто-то уходит подальше от лагеря, например, дви-

жется на восток в течение получаса. Заберётся куда-нибудь —

и кричит. Без слов, просто вот так: а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! И ещё не-

сколько раз так же. Пугает тишину, разгоняет её. Но это беспо-

лезно, она навсегда поселяется в нём. И однажды ночью, когда

все кругом будут спать, и сам он

будет спать, его тишина при-

дёт к нему, обнимет за плечи. И брат пролежит до утра без сна,

что-то смутное будет его тревожить, но что? Кто знает. Можете

спросить, но ответит ли он? Он и сам не всегда понимает, что

это просто тишина встала вдруг рядом с ним, самая обыкно-

венная тишина, да и всё.

23. Мы здесь живём и не знаем, думаем, люди мельчают. Ста-

новятся ниже, меньше, слабее. Раз солдаты такую войну побе-

дили, они были большими, великаны какие-то наверно. Это не

так. То, что осталось, их кости, ничуть не больше, чем наши, мы

проверяли в болотистой области, смотрели на свои ноги, руки,

на их останки. Мы не меньше их. А иногда и больше.

Чтобы победить, им просто оставалось воевать, и ничего

больше, просто каждый день делать одно и то же — воевать.

Жить в лесу и воевать. Капля камень точит, говорят, вот они и

победили. Так долго сражались. Они и сами говорят об этом.

Вот что они делали, чтобы выжить.

24. Это слово всё повторяют братья. Ночью ты ляжешь спать

в палатку и услышишь его, утром пойдёшь умываться к ворон-

ке, и как будто шёпот над головой. Всё время оно лежит на пле-

чах. О каждом солдате можно говорить это слово, о каждом, кто

лежит тут, о каждом, кто отсюда смог уйти, смог выжить, о

каждом, кто был на другой земле, то есть, на этой же, но в дру-

гой области, например, не в такой болотистой, например,

южнее. Это слово повторяют солдаты всюду, в любой нашей

стороне. Оно немного меняется, не везде звучит именно так. Но

вообще — верно. Вот оно.

С л о в о о к р а с н ы х с о л д а т а х

Раньше были солдаты, и о них говорили, и писали книги,

рукописные повести. Вот перед нами страницы книг, читай и

смотри: идут солдаты, идут, а над ними — синее небо, хмурит-

ся небо, солнце

пытается подсказать дорогу отряду, полку, це-

лой армии. Все верят в солдат, солдаты верят, идут. Завязался

бой — небо чернеет, зато солдаты могут подняться над обла-

ками, посмотреть, как там у врагов что устроено, пробежать

зверем, проползти ужом, ящерицей, над болотами пролететь

росянками, напугать сарычом, раствориться чечётками, сини-

цами, пеночками, дятлом сыграть наступление, по лесам,

пройти, пройти, пройти. Напасть на врага медведем, прыгнуть

рысью, потоптать кабаном, смести на полном ходу лосем, и все

разбегутся. Все неприятели, гады, враги. А если плен — всем из-

вестно — надо грянуться оземь, превратиться в сокола, уле-

теть, скрыться в степи волком, уйти, уйти, потом напасть,

выдрать победу, унести в пасти себе свою жизнь.

Но это умение солдаты утратили. Не быть никому те-

перь ни серым волком, ни холодным ужом, ни звонкой синицей,

только солдатом.

И вот стали придумывать — стальные рубахи, шлемы на

головы, мечи, щиты, много оружия, коней запрягли воевать.

Подбирается кто с ножом — у солдат мечи. Подходит кто с

большой палкой — выставляют щиты. Ничем было не взять, ни

огнём, ни голодом. Так продолжалось долго, но и железо истле-

ет, и мечи зазубрятся — прошло и это умение.

Начались новые времена, в горах нашли камень, много же-

леза, сняли с церквей колокола, наплавили пушек, мушкетов,

кортиков, всё пустили в дело, теперь у солдат было, чем вое-

вать. Но и это истратилось.

Солдаты всё думали, думали, наделали бронированных

пушек, танков, быстрых машин, только езди, только сумей за-

щитить. И солдаты ехали, шли, сражались, но война оказалась