Фотографирование осени
Шрифт:
внутри, в тебе, но их не поймать, ходит же по тебе кровь, сто
раз в день ходит по тебе туда-туда-туда, обратного хода нет,
она по другой дороге возвращается. Хотя почему же возвраща-
ется, она всё время уходит из дома, из того места, откуда по-
явилась. Откуда она появилась, чего нарезает круги, чего так
беспокоится? И не увидишь, пока внутри. Только поранься,
травмируйся, порежь себе руку, допустим, и вот выходит, вы-
текает,
собрать, но обратно вряд ли вернёшь её. И слова ходят по тебе,
то ли с кровью, то ли сами по себе, туда-туда-туда, попробуй
поймать, ходи, нарезай круги, ищи надписи на домах, на витри-
нах, где получится. А вокруг мир пустой, не поймёшь даже, где
сход снега, только и остаётся держаться старыми новостями,
потому что старые новости лучше новых, к тому же можно по-
выбирать — старые плохие новости мы не помним, старые хо-
рошие новости держим перед глазами, в случае чего хватаем и
прикрываемся, как щитом. Но мир пуст, от кого же тебе при-
крываться? Если мир пуст, от кого тебе прикрываться, с кем
сражаться, от кого убегать и кого догонять? Некого. Даже
надписей не осталось, никаких свидетельств, ничего, ничего, в
некоторых местах — тихое эхо, недовольное, еле просыпается,
если крикнешь, и то хлеб — говорят тебе твои слова, вдруг они
говорят с тобой, про эхо: уже хорошо, мир, видишь, пока не со-
всем пустой.
*
Бедный Чебурашка совсем устал стоять в снегу, смотрит
так жалобно, совсем пообтёрся, Гена играет ему на гармошке, а
лучше не становится, становится теплее. Есть и у этой зимы
недостатки, как ни старайся, как малого ни морозь, всё равно
он смотрит куда-то, может, на снег, может, на того, кто выше
его, может, на небо, а небо становится ярче. Каждый день ярче,
синее, и солнце светит, и птицы какие-то запели, ну, как запели
— о чём-то всё говорят. И Винни-Пух, и лягушка с осликом не
ушли вовсе под снег, а остались тут ждать весны, маленькие
гипсовые скульптуры. Мы не видели их всю зиму, а они ждали
и думали: кто-то же нас найдёт, кто-то поймёт, что зима вре-
менно, зима отдельно от нас, сколько ни сыпь снега, мы стоим
и напоминаем о лете, о весне. Найдите же нас.
Это они шёпотом говорят, без восклицательных, почти не
слышно. За скрипом снега не слышишь. Бежишь от мороза
быстрее в дом — и не видишь их. Смотришь вокруг — от снега
слепит глаза, не замечаешь вообще ничего, ни булочных, ни
банков, ни горок, ни каких-то кафе. Потом быстро темно.
своих приятелей, а гнома не находишь, раньше где-то рядом
был ещё гном, а теперь его нет, весь оказался под снегом, весь
— с колпаком. Может, кто-то там есть ещё? Может, гном не
один? Остаётся на это надеяться, потому что одному под сне-
гом, должно быть, очень не просто. На это и надежда. Что же,
придётся смириться, что зима кончится, надо же выбраться из-
под снега тому, кто там оказался, он же не специально.
*
Всё ноги и ноги — ну, а чем же ещё ходить, разве можно
только мыслями дотянуться в разные стороны, как в слове о
полку, кто его помнит. Надо ли — никто и не спрашивает. Всё
плечи и плечи, хорошо, что мёрзнут только они. И то в конце
зимы так получилось. Так получилось, что это старая курточка,
в той вообще ничего не мёрзнет, пойди догадайся, что там на
улице — зима, не зима. И вдруг наденешь старьё, лезут перья
из всех швов, пассажиры в автобусе отходят подальше, мало ли
у кого аллергия, и на плечах уже ничего не осталось, всё. Не
страшно, не замёрзнешь, на небе солнце, дым из труб.
На улице Романтиков замечены только собаки, которые
проводят тебя лаем, кто-то вскочит на свою конуру, кто-то по-
ставит лапы на забор. На улице А. Ахматовой всегда тихо, толь-
ко с Пионерской заехала задним ходом «девятка» — развер-
нуться. На Тополиной улице из калитки пятого дома выбежал
пёс, поговорить — у маленькой девочки, хозяйки, не получи-
лось остановить, а сам он сдержаться не смог. Ничего страшно-
го, она его догнала, поймала за ошейник и увела (как ты надо-
ел!). На улице имени деревни Жэчки (не видно было названия,
оставим на совести автора) много жучек без привязи. Сонные,
они лежат на дороге, но просыпаются посмотреть на чужого
человека, подбегают — кто погавкать, кто-то — повилять хво-
стом, трогать их не надо, ну уж. Запрудная тропинкой подни-
мается круто вверх, из Татарки выходишь куда-то. Выходишь, и
ладно, всё. Опомнись от этого дня. Дальше снова твой город.
*
Ёлки любимые стоят у стадиона, почему их называют го-
лубыми, когда они обычные зелёные ёлки? Ничего, никакого
намёка. Вот они продержались весь январь с толстым снегом
на ветках, потом в феврале стояли, теперь нет никакого снега,
так, на одной, внизу, на толстых нижних ветках, большой слой.