Фотография на память
Шрифт:
Вадим сел, повел затекшими плечами.
— Хорошо, что ты не прыгнула.
— Я еще может прыгну! А число любое можно поставить! — девчонка переместилась со снимком к дальнему бортику.
— Здесь метров сорок, — сказал Вадим, перегибаясь и вглядываясь в скупо освещенные дорожки и магазинный неон "24 часа". — Внизу асфальт, лететь секунды две-три. Только это не твое. На фото ты — живая.
Фонарик включался еще дважды.
— Это фотошоп, — глухо сказала девчонка.
—
— Возьми.
Она вернула фотографию.
Какое-то время они вместе, едва не касаясь друг друга плечами, смотрели вниз. От Вики пахло пивом и напряженным ожиданием.
— А я ключи у соседки свистнула, — сказала она.
Вадим неопределенно качнул головой.
— Бывает.
— А на фото я здесь же, на крыше.
— Ага.
— Это что-то значит?
— Я думаю, да.
Они помолчали. Вика шмыгнула носом, постучала ногтями по поверхности бортика, посмотрела на Вадима.
— А меня предали, знаешь? — произнесла она срывающимся голосом.
И уткнулась Вадиму в плечо.
Челка "мыс Канавэрел" уколола щеку.
Он не знал, как успокаивать ревущих девчонок. Не случалось как-то. Алька вообще была не из рев. Поэтому просто слушал.
Было тепло и тревожно.
Чужой человек доверчиво жался к нему, и Вадим казался себе большим и добрым, способным объять собой мир. Он вспомнил Алькины слова из ночного сна и усмехнулся.
Он мало что понимал из того, что сквозь слезы рассказывала ему Вика. Выталкивала, будто грязь. Выстукивала зубами. Он гладил ее по волосам, и мысли сплетались из ее слов, но были путаны и ленивы. Плыл куда-то неизвестный Дюша-предатель, его голова лопалась от долгов, обещаний и анекдотов, у него были глаза и улыбка, с ним было классно, пиво, кино, браслетик на любовь, она его так… так…
Патлатые Дюшины друзья, чей-то день рождения, было смешно, было весело, пиво горчило, от него туманились лица, губы у Дюши были горячие, я отойду, я отойду и вернусь, сказал он. Готика навсегда! Тренькала гитара, кто-то тискал ее…
А она отрубилась.
Наверное, это хорошо, что она отрубилась?
— Хорошо, — серьезно сказал Вадим.
— Я знаю, я сама дура, — горько сказала Вика.
Ее растолкали утром и выпроводили из квартиры — гуляй, она шаталась по городу, не узнавая ни улиц, ни домов, ни с того ни с сего ее разбирал смех, отдавая резью внизу живота, она вымокла, и где-то по пути потерялись жакет и желание жить.
А вечером она зашла к соседке и украла ключи.
— Понятно, — вздохнул Вадим.
Не было звезд. Светились редкие окна. Пробегали по стенам мазки фар. Мерцая, потрескивали
Воздух казался соленым.
— Холодно, — сказала Вика, опускаясь на унифлекс. Съежилась, обхватив колени руками.
Вадим снял куртку, набросил девчонке на плечи.
— Может, тебе пойти домой?
Он не увидел, скорее, почувствовал мотание головы.
— Не, давай посидим еще.
— А не хватятся?
— Я уже взрослая.
Вадим, присев, подобрал ногу под себя.
— Как-то грустно ты это сказала.
— Ага. А ты можешь убить Дюшу?
— Вик, я и спасать-то не особо умею.
— Я же увижу его в школе…
— Вик, — Вадим поймал в свои ладони холодные ладошки Вики, — посмотри в себя, пожалуйста: чего ты по-настоящему хочешь?
— Не знаю.
— А ты сильно посмотри.
Он держал ее руки, пока они не стали теплыми.
— Забыть, — после долгого молчания сказала Вика. — Все забыть, будто ничего не было. Ни Дюши, ни… Ты можешь так сделать?
Вадим отнял ладони.
— Нет.
Девчонка пошевелилась, скрипнули рулоны.
— Никто ничего не может.
— Ты можешь. Сама.
— Покажи еще, пожалуйста, фотографию, — попросила Вика.
— В куртке, во внутреннем.
Вадим прислонился к бортику спиной, наблюдая, как кружок света от телефонного фонарика, подрагивая, ползет по вновь извлеченному снимку.
— Я здесь веселая, — сказала Вика.
— Это снимала девушка, которой уже нет.
— Почему?
— Она погибла четырнадцатого.
— Но фото…
— Я знаю. Но так есть. Алька… — Вадим запнулся, зажмурился на мгновение, пережидая боль, свирепо цапнувшую сердце. — Я думаю, это от Альки. Как прощальный привет.
— Это была твоя девушка? — тихо спросила Вика.
— Да.
Девчонка близко-близко нагнулась к фотографии, так, что отсвет фонарика лег на лоб, брови и переносицу.
— Двадцать пятое…
— Чудеса случаются, Вика. И Алька хотела, чтобы я тебя спас.
— Я не понимаю, как так может быть.
— Я и сам… — Вадим втянул сентябрьский воздух носом и сказал то, на что надеялся изо всех сил: — Может быть, двадцать пятого она появится и снова сделает ваши снимки. Понимаешь? Если я помогу вам всем…
Он замолчал, чувствуя, как нелепо звучит надежда.
— Ты думаешь, она придет двадцать пятого сюда, на крышу?
— Но кто-то же это снял! — отчаянно сказал Вадим. — Или снимет. А кроме Альки некому.