Фраер
Шрифт:
Советская власть применила этот метод на деле и занялась "перековкой" преступного мира, стараясь превратить в животных. Людей помещали в замкнутое пространство в и создавали им невыносимые условия содержания.
Выживали только самые сильнейшие и подлючие, которые в жизни уже не боялись ничего, ни ножа, ни нового срока.
* * *
Асредин завёл себе крысу. Это была не обычная помойная тварь с облезлым хвостом, а декоративная. Зверёк выглядел, как аристократ. У него была красивая,
Крыса очень быстро привязалась к Асредину, и целыми днями сидела у него на шее или на плече. Это был очень чистоплотный зверек, любящий самостоятельно ухаживать за собой. Крысы вообще необычайно умны и сообразительны.
– Вот!- Говорил Асредин- закроют меня в БУР, а Тоша будет мне таскать грев.
– Ты смотри!- Подначивал его Дулинский,- чтобы твой крыс у меня пайку не крысанул, а то попадёте оба по беспределу!
Асредин не оставался в долгу. Многолетнее общение с лагерным миром сильно обогатило его лексику.
Несколько минут он очень настойчиво объяснял Дудинскому что будет с ним, его мамой, папой и всеми родственниками, если с головы его Тошки упадёт хоть один волосок.
* * *
Находясь за колючей проволокой, что-то происходит в зачерствелых зэковских сердцах. У многих откуда-то из ниоткуда появляется чувство сострадания и особенной нежности к беззащитным животным- кошкам, хомячкам, мышкам. Может быть, потому, что в них арестант видит существа ещё более незащищённые, чем он сам, чувствует родственную душу, которую он может обогреть и приласкать.
Странно, как жестокость и черствость уживаются в них с редкой сентиментальностью.
Казах по имени Томаз, которого все звали Камазом, откуда то притащил котёнка.
По ночам котёнок лежал на его широкой груди, громко мурлыча, а тот гладил его по головёнке чёрным от никотина указательным пальцем.
Спавший рядом Дулинский подпрыгивал среди ночи в постели.
– Мля, Камаз! Убери своего кота, пока я его не придушил! Мурчит как трактор, в натуре. Заснуть невозможно.
Камаз отвечал:
– Да пошёл ты козе в трещину! Будешь мне мозг дрочить!
Вспыхивала перебранка с воплями и матом, грозящая перерасти в рукопашную.
Просыпался дядя Слава. Садился в трусах на койке. Минуту вслушивался в нарастающие обороты. Потом рычал:
– Ну- ка, ша! Братва камышовая! Что за война в Крыму? Крови хотите? По мусорам и дубиналу соскучились?!
Потом Полтинник закуривал.
– Завтра дам каждому по майлу, режьте друга до опиздинения!
Камаз и Дуля замолкали. Было слышно, как на кровати Асредина пищит крыса.
Дядя Слава натянув провисшие на коленях треники и накинув телогрейку плетётся на дальняк. Барак снова засыпал.
Утром крыса и кошка ели из одной миски. Звери, в отличие от людей, в неволе не жрали друг друга.
* * *
Колесо мог часами
– Знаешь как ломали людей?
Воров он называет только так- людьми.
– Сначала разговорами прощупывали: «Ты вор? У тебя блатная вера? А готов как Христос на жердине болтаться?
Развелось сейчас мастей- положенцы, смотрящие, стремящиеся, пацаны. А людей мало!
Колесо задумывался.
– Раньше было так- вор, фраер. Мужик, сука. И всё. Пидоры не в счёт.
Я прощупывал Колесо.
– А у меня какая масть?
Он опустил глаза, словно пытаясь разгадать возникшую перед ним загадку.
– Ты не мужик, Лёха... Похитрее будешь и душок в тебе, как у злыдня. Но и не блатной...
Колесо пошамкал губами. Потрогал указательным пальцем фиксу с золотым напылением.
– Ноет сука!- Поморщился.
– Фраер ты, Лёха. Даже не фраер, а пока всего лишь фраеришка. Не простой, битый. Но человек с тебя получится, если не ссучишься.
Вором нельзя стать на время, поиграть в него тоже нельзя, вор – это навсегда. На всю жизнь. Поэтому запомни, никогда не вздумай примерять на себя воровской крест. Это не твоё.
* * *
Миша Колобок в полной мере обладал деловой хваткой и смекалкой арестанта, который пришёл в зону не на день, не на два, а решил там провести всю свою жизнь.
В нём неведомым образом ужились совершенно несопоставимые в лагере черты характера- порядочность знающего цену слова человека и невероятная предприимчивость. При всей своей нагловатости и склонности к проведению коммерческих операций он не обострял отношений с блатным миром, ни с мужиками, ни с козлами.
Он слишком буквально понимал учение первого патриарха чань- буддизма, известного под именем Дамо:
Если сидишь – сиди.
Если идешь – иди.
Главное – не мельтешись попусту.
И Колобок не мельтешил. Всё свободное время он посвящал каким то делам с маклерами, изготавливавшим для администрации выкидные и охотничьи ножи, мундштуки, резные шкатулки, называемым в зоне маклями. Колобок, что то покупал у них, выменивал, выкруживал, выигрывал в нарды, потом перепродавал.
По понятиям, нельзя было покупать и продавать продукты из зэковской столовой, потому что повар мясо для перепродажи не покупает в магазине, а крысит его от общего.
Но Колобок не получал посылок из дома и договорился покупать отоварку в столовой.
Деньги он передавал завхозу столовой, тоже зэку. С блатными был заключён компромисс и считалось, что на деньги эти за забором приобретаются продукты, которые потом завозятся в зону. Трений с блатным миром у Колобка не случалось.
Миша был из Москвы. Сел он по знаменитому делу Елисеевского гастронома.