Французская демократия

Прудон Пьер Жозеф

Всякое общество образуется, преобразуется и измняется съ помощью идеи. Такъ было въ древности и такъ происходитъ въ наше время. Идея отеческой власти легла въ основаніе древнихъ аристократій и монархій: на ней построены патріархатъ или восточный деспотизмъ, римскій патріархатъ и новйшій; пиагорейское братство легло въ основаніе республикъ Критской, Спартанской и Кротонской. Преторьянское самовластіе, папская теократія, средневковой феодализмъ, буржуазный конституціонализмъ – вс эти явленія знакомы намъ по опыту. За одно съ ними мы можемъ назвать страстное притяженіе Фурье, двуполое жречество Анфантена, эпикурейскій идеализмъ нашихъ романтиковъ, контовскій позитивизмъ, мальтузіанскую анархію и отрицательную свободу экономистовъ. Вс эти идеи стремятся къ господству: ихъ притязаніе на преобладаніе не

подлежитъ никакому сомннію.

Но чтобы основать это новое и несокрушимое единство, необходимъ полезный, общечеловческій, абсолютный принципъ, который стоялъ бы выше всякаго общественнаго строя и безъ котораго самое существованіе этого строя было бы совершенно невозможно. Мы находимъ этотъ принципъ въ иде взаимности, которая сама есть ничто иное какъ идея взаимно–обязующей справедливости, прилагаемой ко всмъ человческимъ отношеніямъ и ко всмъ обстоятельствамъ жизни.

Весьма замчательно, что до сихъ поръ справедливость оставалась чужда или равнодушна ко множеству такихъ вопросовъ, которые требуютъ ея вмшательства. Религія, политика, даже самая метафизика отодвинули ее на второй и на третій планъ. Вс націи выбирали себ въ покровительствующія божества или могущество, или богатство, или любовь, или храбрость, или краснорчіе, или поэзію, или красоту; но никому и въ голову не приходило, что Право есть самое великое и сильное божество, стоящее даже выше самого Рока. У древнихъ справедливость была только дочерью Юпитера или, пожалуй, супругой его, но супругой отвергнутой.

Въ первое время существованія обществъ это было совершенно естественно. Руководствуясь воображеніемъ и чувствительностью, человкъ сознаетъ прежде всего т предметы, которые непосредственно касаются его; идеи рождаются въ немъ гораздо поздне, и изъ нихъ прежде всего возникаютъ идеи самыя конкретныя, самыя личныя, самыя сложныя, тогда какъ самыя общія и простыя идеи, которыя вмст съ тмъ всегда самыя отвлеченныя, начинаютъ пробиваться гораздо поздне. Ребенокъ прежде всего любитъ и уважаетъ отца и мать; потомъ онъ возвышается до идеи патріарха, князя, первосвященника, короля или царя; отъ этихъ личностей онъ мало по малу отвлекаетъ идею власти; но чтобы возвыситься до сознанія, что общество, та великая семья, къ которой онъ принадлежитъ, есть воплощеніе Права – на это ему нужно 30 вковъ.

Одно только несомннно: каковъ бы ни былъ принципъ, во имя котораго основалось общество, какимъ бы именемъ оно ни называло свое верховное божество, – оно можетъ существовать только одною справедливостью. Отнимите справедливость – общество тотчасъ развратится, государство распадется. За отсутствіемъ справедливости самое отеческое правительство превращается въ гнусную и нестерпимую тираннію. Идея, которую кладутъ въ основаніе общественнаго устройства, не можетъ обойтись безъ права; отршаясь отъ него, она даже теряетъ всякій смыслъ, тогда какъ право существуетъ само по себ и въ строгомъ смысл не нуждается ни въ чьей посторонней помощи.

Если идея справедливости примшивается къ каждой политической систем и составляетъ ея необходимое условіе, то очевидно, что идея эта есть выраженіе сущности общества; она – самое могущественное божество, ея культъ – высшая религія, ея изученіе – самое священное богословіе. Она освящаетъ науку и искусство: всякая истина, всякая красота, явившіяся вн ея, должны неминуемо обращаться въ ложь или заблужденіе.

Представимъ себ религію безъ справедливости: она была бы чудовищна. Несправедливое божество – синонимъ Сатаны, Аримана, духа зла; сама церковь говоритъ намъ, что откровеніе, даже сопровождаемое чудесами, но неимющее цлью совершенствованіе человка путемъ справедливости, слдовало бы приписать духу тьмы. Любовь безъ уваженія – безстыдство. Всякое искусство, всякій идеалъ, которые вздумали бы отршиться отъ справедливости и нравственности, заслужили бы названіе искусства разврата, идеала позора.

Переберите весь рядъ человческихъ идей, переройте всю сокровищницу духовной и свтской науки, и вы не найдете другой идеи, равной справедливости. Къ ней-то стремится и взываетъ въ наши дни рабочая демократія, благодаря своему живому, хотя еще смутному чутью; ее-то и называетъ она взаимностью. Вотъ онъ, тотъ новый порядокъ, который, по народному преданію, французская революція призвана основать,

соединивъ вс народы въ федерацію федерацій. Вотъ эта религія будущности, религія Справедливости.

Во времена Моисея еврейскій народъ былъ доступенъ лишь идее отеческой власти или патріархата, связаннаго съ властью Всемогущаго Бога, Небеснаго Отца Израиля. Вотъ почему, не смотря на свое стремленіе къ справедливости, моисеевъ законъ на дл подчиняетъ ее власти отца, царя, первосвященника и религіозному культу.

Поздне, при римской имперіи, священство, царская власть и аристократія были полны злоупотребленій; но потерявъ уваженіе къ нимъ, народъ не могъ возвыситься до идеи справедливости. На мсто исказившейся отеческой и первосвященнической власти было поставлено братское милосердіе; была основана евангельская община, церковь.

Уже тогда явилась мысль, что милосердія, которое проповдовали въ этой общин, недостаточно, если его не пополнить правомъ, идеею справедливости. Теперь та жe самая мысль руководитъ нашею демократіею, которая говоритъ устами Шестидесяти «Мы отвергаемъ благодяніе, мы требуемъ справедливости».

Сожалю, что принужденъ такъ долго занимать читателя этими нсколько отвлеченными вопросами. Но повторяю: когда дло идетъ о революціи, которая уже струится въ жилахъ народа, о самой ршительной и глубокой изъ всхъ происходившихъ досел революцій, – мн нельзя острить и втрянничать; говорить о такомъ явленіи надо не иначе, какъ совершенно серьезно. Пусть т, которые ищутъ развлеченія въ разговор о самыхъ великихъ интересахъ, читаютъ ежедневно посл обда по 10 моихъ страницъ и потомъ съ миромъ отправляются въ театръ или принимаются за фельетонъ. Что касается до меня, то я неспособенъ забавляться справедливостью или шутить надъ преступленіемъ и нищетою. Если подчасъ я говорю тономъ памфлета, то въ этомъ повинно только мое честное негодованіе.

Прослдивъ съ возможною точностью возникновеніе идеи взаимности, мы должны теперь разсмотрть ея сущность и значеніе. Если мн не удастся быть краткимъ, я постараюсь, по крайней мр, говорить ясно и ршительно.

ГЛАВА VI.

Могущество идеи взаимности; ея всеобщее примненіе. – Самый элементарный принципъ нравственности стремится сдлаться основаніемъ экономическаго права и новыхъ учрежденій. – Первый примръ: страхованія.

Рабочіе классы выдали намъ свою тайну. Мы знаемъ отъ нихъ же самихъ, что, остановившись на минуту въ 48 году на идеяхъ общинной жизни, общиннаго труда, государства–семьи или государства–слуги, они скоро распрощались съ этою утопіею; мы знаемъ также, что съ другой стороны они протестуютъ ршительно противъ системы политической умренности и буржуазной экономической анархіи и что мысль ихъ сосредоточена на одномъ принцип, одинаково приложимымъ, по ихъ мннію, и къ организаціи государства, и къ узаконенію интересовъ. Это принципъ взаимности.

Такъ какъ эта идея уже выдана на свтъ божій, то намъ нечего обращаться къ рабочимъ классамъ съ вопросомъ о томъ, какъ они понимаютъ свое будущее. На практик они мало подвинулись въ послдніе 6 мсяцевъ; что же касается доученія ихъ, то, зная принципъ его, мы при помощи логики можемъ узнать вс выводы, вытекающіе изъ него, и получить такое же полное понятіе объ ученіи ихъ, какое имютъ они сами. Подобно рабочимъ классамъ и даже лучше ихъ, мы можемъ вдуматься въ общечеловческое сознаніе, открыть его стремленіе и показать массамъ ихъ судьбу. Если бы имъ пришлось сбиться съ дороги, мы можемъ указать имъ ихъ противорчія и непослдовательность, короче, ихъ ошибки; потомъ, прилагая ихъ идею ко всякому данному политическому, общественному и экономическому вопросу, мы можемъ начертать имъ планъ дйствій, если у нихъ его не окажется. Такимъ образомъ, мы укажемъ имъ заране условія ихъ успха и причины ихъ пораженія, напишемъ заране ихъ исторію въ форм діалектическаго вывода. Цивилизація дошла въ наше время до этой точки. Человчество начинаетъ узнавать себя и уже владетъ собою настолько, что въ состояніи надолго впередъ разсчитать свою жизнь; это можетъ послужить превосходнымъ утшеніемъ тмъ, кого огорчаетъ кратковременность жизни и кто хотлъ бы знать ходъ міровыхъ событій по крайней мр на нсколько сотъ лтъ посл своей смерти.