Французский шелк

Браун Сандра

— Каким образом?

— Почему не «Ариэль Уайлд и час восхваления Всевышнего»?

— Тогда почему бы не назвать просто «Час проповеди и восхваления Всевышнего»?

— Потому что это слишком просто. И кроме того, людям всегда нужны ассоциации с чьим-нибудь именем.

— С твоим, как я понимаю.

— А почему бы и нет? На мне же сейчас основная нагрузка в программе.

Джош, отхлебнув кофе, взглянул на мачеху.

— Называй это чертово шоу, как тебе нравится, Ариэль. Мне это в высшей степени безразлично.

— Охотно верю.

Джош

со злостью отшвырнул газету и вскочил на ноги.

— Что ты хочешь этим сказать, черт возьми?

— Только то, что, если бы не я, вся эта махина рухнула бы со смертью Джексона. У тебя же мозгов не хватит даже на то, чтобы справиться с отрядом скаутов, не то что удержать в руках такое предприятие, как наше. Тебе повезло, что у тебя есть я. Иначе колесить бы тебе с бродячими музыкантишками.

— Зато я был бы гораздо счастливее. По крайней мере, не чувствовал бы себя грифом-стервятником, дорвавшимся до свежей мертвечины.

Тщательно подведенная карандашом бровь изогнулась в изумлении.

— Если ты так несчастен, ты знаешь, где выход. Джош свирепо взглянул на Ариэль, но, как она и ожидала, дальше этого гнев его не пошел. Сев за рояль, Джош пробежал пальцами по клавишам, взял несколько аккордов и заиграл классическую пьесу — с силой и темпераментом, которых ему так не хватало в жизни.

Успокоившись, он вновь взглянул на Ариэль, продолжая игру.

— А знаешь, в чем весь ужас? Ты сама не понимаешь, насколько ты смешна.

— Смешна? — с вызовом переспросила она. — Для кого?

— Для всех вокруг. Ты же ослеплена манией величия. Люди за твоей спиной смеются. Почему, как ты думаешь, двое из совета директоров уже подали в отставку?

— Просто потому, что их не устраивает, что лидером стала женщина-Это бьет по их мужскому самолюбию. Ну и что из того, что они ушли? Кого это волнует? Нам они не нужны.

— Министерство, хотя ты и хвастаешь, что держишь его в руках, разваливается на глазах, Ариэль. Только ты, ослепленная сознанием собственной значимости, этого не замечаешь. — Он ударил по клавишам заключительными аккордами и тут же перешел к другой пьесе. — Отец, наверное, сидит где-то там, в облаках, и от души хохочет, глядя на нас.

— Да ты просто рехнулся. Джош усмехнулся:

— Ты ведь все еще боишься его, Ариэль?

— Это ты боишься.

— Да, но я хоть признаю это, — ответил он — А ты нет.

— Я не боюсь никого и ничего.

— Он все еще держит тебя в страхе, — Какого черта?

— Тогда почему же ты наедаешься, как лесоруб, а потом бежишь совать два пальца в рот? — Звучным финальным фортиссимо он подкрепил свой вопрос.

Ариэль вздрогнула.

— Не понимаю, о чем ты.

— О нет, ты все прекрасно понимаешь. Это болезнь, и у нее есть название — ненормально повышенный аппетит. Ариэль заврашала глазами.

— Кто ты такой, ты что — светило медицины? Я просто-напросто поддерживаю таким способом свой вес-Телекамера добавляет на экране по меньшей мере фунтов пятнадцать. Джексон всегда изводил меня этим. Я должна была как-то

поддерживать себя в форме.

— А ты так никогда и не понимала, что им двигало? — печально спросил Джош. — Он ведь мастерски играл на человеческих слабостях. Так он осуществлял свою власть над чужими умами и душами. Он постоянно твердил, что моя мать глупа, так что она сама начала в это верить. И в последние несколько лет своей жизни она даже не смела высказывать свое мнение, опасаясь быть осмеянной.

Ты знаешь предысторию и наших с ним стычек. Он при каждом удобном случае напоминал мне, что я начисто лишен таланта и единственное, где я могу сгодиться, — это на сеансах его проповедей. В тебе он нашел слабое место — твой вес. Зная, что ты очень щепетильна в отношении внешности, он ловко использовал это, чтобы иметь возможность лишний раз унизить тебя. Он был хитер, словно сатана, Ариэль. И действовал так тонко, что тебе даже в голову не могло прийти, будто над тобой смеются. Так что все твои притязания на собственное достоинство не более чем химера. Тебе нужно было попросту игнорировать его насмешки насчет твоей «детской пухлости». Ты ведь всегда была довольно изящна. Сейчас же ты на грани истощения. Да и, как ты сама только что заметила, он мертв. Он уже больше не сможет изводить тебя.

— Нет, похоже, вместо себя в этой роли он оставил тебя. Джош печально покачал головой:

— Ты не поняла меня, Ариэль. Я не критикую тебя. Я лишь беспокоюсь о твоем здоровье. Я…

— Постой, Джош, у меня есть идея. — Она рывком опустила свои руки на его, вдавив их в клавиши так, что комната наполнилась режущим слух диссонансом.

Джош высвободился.

— Ну и сука же ты! Если ты когда-нибудь…

— О, хватит. Я не причинила вреда твоим драгоценным ручкам. Послушай, что ты там говорил насчет того, что мы уже не в центре внимания прессы? Что ж, ты прав. Мы должны что-нибудь предпринять, чтобы исправить положение.

Джош нарочито разминал пальцы.

— Что еще у тебя на уме? — пробурчал он.

— С тех пор как мы вернулись из Цинциннати, мы торчим в этом Нэшвилле, забытые всеми и заброшенные. Пора встряхнуть их всех, дать пишу для новых заголовков. А этим ищейкам в Нью-Орлеане стоит дать понять, что безутешная вдова и сын все еще помнят о хладнокровном убийстве Джексона Уайлда.

— Ты так уверена, что идея твоя хороша? Она метнула на него ледяной взгляд.

— У Джексона были легионы врагов. — И, приложив к губам палец, добавила:

— И один из них — как раз в Нью-Орлеане.

— Скажи, что все это значит? — Кассиди был в плохом настроении. А разговор с Говардом Гленном вовсе не улучшал его. Через день после поездки с Клэр в «Поншартрэн» за Мэри Кэтрин Кассиди рассказал Гленну обо всем, что произошло в тот вечер. Обо всем, кроме поцелуя.

— Итак, она не отрицала, что на пленке был ее голос? — спросил Гленн.

— Нет, поскольку у нее была вполне уважительная причина находиться в ту ночь в «Фэрмоне».

— Ну да, всадить пулю в священника.