Французский жених, или Рейтинг одиноких мужчин
Шрифт:
– А у меня по математике всегда была твердая тройка. – И, запрокинув голову, Грушев захохотал, показав свои ослепительно белые зубы, как в рекламе зубной пасты.
– Вам она и не понадобилась в итоге, – ввернула Алена.
– Это точно! Только чтобы купюры считать, не ошибаясь.
– Для этого есть калькулятор.
– И финансовый директор!
Они разговаривали так, словно меня здесь и не было. Я села на другом конце стола.
– Алена… – промурлыкал Грушев. – Ты почему написала в своем блоге, что я одним махом
– Весь их ангажемент себе забрал.
– Но я же не виноват, что все хотят видеть и слышать исключительно меня? Что я могу поделать, если я так чертовски талантлив?
– Ты можешь не твердить направо и налево о том, что встречался недавно с премьером и что он любит слушать твое пение.
– Я должен это скрывать?! – театрально взмахнул руками Грушев. – Вкусы нашего уважаемого премьера? Если человек любит талантливое пение – это что, преступление? Наоборот, это показывает, насколько наше правительство близко к настоящему искусству.
– Но все это восприняли под видом твоей особой приближенности к телу императора и стали наперебой приглашать тебя на свои вечеринки и корпоративы. Разве не так? Твой грамотный пиар принес очень хорошие плоды.
– И что, Алена? Это плохо? Зачем же писать об этом в негативном ключе? Кому это надо? Ты работаешь на моих конкурентов?
– Упаси боже! Я работаю только на себя.
– Уже лучше. Мы можем как-то договориться?
– Посмотрим…
По лестнице спустилась Марианна Николаевна.
– А вот и наша прекрасная Марианна!
– Сейчас еще двое придут, – озабоченно сказала она. – А потом сразу обед подадут.
– И кто явится? Неужели сам светлейший Константин Диодорович?
– Нет. Хозяин обедает отдельно от гостей. Дела… Сюда спустится искусствовед Баранов.
Я быстро повернула голову. Баранов! И что ему здесь делать? А может договор подписан с ним, а не с нами, не с арт-агентством «Верея»? И мое присутствие здесь совершенно излишне? Я пообедаю и меня попросят обратно? Неудобно же сразу меня выставлять. И что все это значит? Паша ведь говорил: не дай бог, Баранов пронюхает об этом! Перехватит, подлец, заказ – и все! Уже перехватил? Надо срочно позвонить Паше. Но это как-то неудобно – встать из-за стола и побежать в свою комнату…
– А кто еще ожидается? – небрежным тоном спросил Грушев.
– Французский журналист, Андре Валасьен.
Меня решили нокаутировать по полной! Одного Баранова я еще, может, вынесла бы. Но Андре? Я заерзала на стуле и наклонила голову, чтобы никто не увидел краску, залившую мое лицо.
– Это кто? – с нажимом переспросил Грушев.
– Журналист. Работает во влиятельной газете.
– Твой конкурент, – певец наклонил голову к Алене. Та лишь презрительно повела плечами: мол, в гробу мы видали таких конкурентов!
– А
Баранов спускался по лестнице – медленно, вальяжно. Небрежный шейный платочек, светлый костюм из дорогущей ткани, пошитый в какой-нибудь брендовой мастерской-студии. По моей спине пробежал холодок. «Осторожнее, осторожнее!» – сигналил мой внутренний голос.
Увидев меня, Баранов приостановился, и брови его взлетели вверх. Очевидно, не только меня поразил сам факт его появления в доме у Колпачевского. Наше удивление оказалось взаимным.
– Здрасте! – Он говорил, небрежно грассируя. – Добрый день!
– Добрый! – откликнулась Алена. Грушев же ограничился легким кивком головы и минимальным растяжением мышц рта. И улыбкой-то эту гримаску трудно было бы назвать.
Баранов обошел вокруг стола и, отодвинув стул красивым жестом, сел рядом со мной. Я невольно подобралась.
– Ждем Валасьена, – наморщила лоб Марианна.
– А где же ваш многоуважаемый босс? – спросил Баранов, демонстрируя мне свой профиль.
– В Москве.
– Почему же он сюда не приехал, а делегировал вас?
Признаться в том, что у Паши гостит теща из Волгограда, было бы как-то несолидно, и поэтому я ограничилась туманным ответом:
– Дела…
– У него всегда дела. Исключительно деловой молодой человек!
Я промолчала.
– И что вы собираетесь тут делать, Кристина?
Я коротко рассмеялась:
– Вадим Николаевич, вы не находите, что подобные расспросы несколько превышают рамки ваших полномочий? Вы не мой шеф и даже не коллега.
– А просто полюбопытствовать уже нельзя?
– Нельзя.
Баранов поджал губы:
– И напрасно, Кристиночка, напрасно! – Тут он, очевидно, решил сменить тактику. – Мы могли бы держаться вместе. Как коллеги и соратники по цеху искусства. – Он наклонился, обдав меня ароматом крепкого парфюма. – В конце концов, мы образованные люди, ценители искусства… – Он понизил голос. – Не в пример этим выскочкам, деятелям прессы и шоу-бизнеса!
– Что вы хотите этим сказать?
– Пока – ничего. Я хотел сказать, что всегда ценил вас и Вересова. Напрасно он относится ко мне с некоторым недоверием. Совершенно напрасно! Вы давно приехали? С хозяином уже общались?
Он бросал мне эти вопросы словно бы между прочим, надеясь, что я – мелкая глупая рыбешка – с жадностью проглочу наживку, «схаваю» ее и выплесну ему данные, за которыми он и охотится.
– Сегодня утром.
– О! Опередили меня на два часа.
Баранов хотел что-то еще сказать, но в этот момент появляется Валасьен…
Я надеюсь, очень надеюсь, что я выгляжу как обычно. Что на моем лице нет лихорадочного румянца или, наоборот, – неестественной бледности, хотя меня бросает то в жар, то в холод. Я не поворачиваю головы в сторону Валасьена. И вообще делаю вид, что его не существует на свете.