Франкенштейн: Антология
Шрифт:
— Возможно, джентльмен не станет возражать, — проговорил мужчина. Вытянув шею, он разглядывал Джереми так, словно тот был подопытным животным в его лаборатории. — Судя по крепкому сложению, он вынослив, здоров и явно вырос на свежем воздухе. Достойный объект для испытания трудов всей моей жизни, ошибок, проб и разочарований. Дорогие мои, вот вам окончательное испытание.
— Пожалуйста! — снова хором произнесли женщины, подавшись вперед на своих сиденьях. Предвкушение отразилось на их лицах, они даже не дрожали — тряслись всем телом, так им не терпелось услышать разрешение. Джереми различил едва слышное постукивание,
— Что ж, ладно. — Незнакомец развернулся, обращаясь уже непосредственно к Джереми. — Быть может, сэр, вы не откажетесь получить немножко удовольствия, дабы удовлетворить моих… спутниц. Две по цене одной… понимаете намек? — Он хохотнул.
— Я не… понимаете, у меня нет денег, — пробормотал Джереми, вжавшись в сиденье. Ему было страшно, но бугор в паху под натянувшимися брюками выдавал его с головой. Эти женщины влекли его неудержимо, то были не просто шлюхи, торгующие своим телом в темных проулках. Да, они наводили ужас, но вместе с тем воплощали все его мечты.
— Пожалуйста! — прозвучало снова, будто игла патефона прошлась по старой заезженной пластинке. Женщины приподнялись с сидений, пригнувшись, словно готовы были прыгнуть по команде хозяина.
— Отлично. Джентльмену нынче повезло. Взять его!
И поезд, раскачиваясь на ходу, загудел, точно подал сигнал к началу нечестивого соития.
Джереми съежился, потрясенно уставясь на женщин. Они сбросили одежду, и красота их теперь обрела гротескный оттенок. Безупречно сложенные тела оказались испещрены шрамами, стежками и хирургическими швами — наскоро починенные манекены, которые прятались под одеждой, а теперь явились глазу во всей своей ужасной наготе. Руки и ноги дергались, скрепленные тросами и шарнирами, — мертвая плоть, соединенная с неживой материей.
Поезд качнулся на повороте. Брюнетка пошатнулась, ударилась головой о стойку — с такой силой, что голова должна была треснуть, как спелый арбуз. Но женщина даже бровью не повела.
Две пары рук протянулись к Джереми, ледяные пальцы вцепились в его одежду. Он пронзительно закричал, отбиваясь, но в этих сильных руках он был беспомощен, как младенец. Жадные рты, припавшие к нему, источали зловоние, и их хлюпающие поцелуи заглушили его душераздирающий крик.
Незнакомец, стоявший позади, раскачивался на пятках, сгибался, вертелся то вправо, то влево, упиваясь зрелищем с восторгом, который выдавал его извращенность. Он пыхтел и стонал, вторя звериным ликующим визгам своих подопечных, словно понукал их не останавливаться.
Наконец Джереми иссяк, но его чудовищные партнерши еще не насытились. Он закричал, когда острые зубы вонзились в его шею и стали рвать ее.
— Не сметь! — Восторг незнакомца тотчас сменился яростью, он вцепился в нагие тела своих подопечных, уперся ногой в сиденье, чтобы удержать равновесие. — Не сметь, нельзя!
Одна из женщин развернулась и оттолкнула его с такой силой, что он отлетел прочь. И вновь погрузила в жертву окровавленные клыки.
В глазах у Джереми помутилось, боль, терзавшая его, была невыносима. Он извивался, пытаясь вырваться, но женщины были чересчур сильны. Хриплый гортанный смех вылетал из их искусственных легких, и набитые кусками плоти рты исторгали вопли наслаждения.
Сознание Джереми гасло. Голова его бессильно скатилась
— Опять то же самое! — вдруг пронзительно выкрикнул он, заглушая гудок поезда. — Одно и то же… вечно одно и то же! Каннибализм — вот самая сильная страсть, и она разрушает то, что я создал!
Женщины, обильно залитые кровью, оторвались от своей неподвижной жертвы и повернулись друг к другу с яростью, которая отторгала все человеческие инстинкты. Они насытились — и все же остались голодны.
Хозяин их обмяк на своем сиденье, ожидая неизбежного. В час торжества он потерял власть над своими созданиями. Опыт, которому он посвятил всю жизнь, на сей раз будет стоить жизни ему самому.
ПИТЕР ТРИМЕЙН
Собака Франкенштейна
Питер Тримейн — один из псевдонимов историка и знатока кельтской культуры Питера Берресфорда Эллиса, под которым он опубликовал более двадцати пяти книг в жанрах хоррор, фэнтези и детектив. В его романе «Отпущение убийством» («Absolution by Murder») действие происходит в седьмом веке, главная героиня-сыщик — сестра Фиделъма, ирландская жрица и по совместительству «dalaigh» — адвокат ирландского суда Бреон. Фиделъма также фигурировала в полудюжине рассказов, изданных по обе стороны Атлантики.
«Собака Франкенштейна» — первая из опубликованных (издательством «Mills & Boon» в августе 1977 года) работ Тримейна, однако не первая из написанных им. Первый роман автора «Дракула нерожденный» («Dracula Unborn»), известный также под названием «Право крови» («Bloodright»), был напечатан в «Corgi» тремя месяцами позже. События разворачиваются в Корнуолле, любимой писателем местности, которой он обязан своим псевдонимом. Тримейн (корнийское «tre» — означает селение, «таупе/таеп» — камень) — название небольшого поселения севернее Пензанса, в котором, по словам автора, расположен лучший в Корнуолле итальянский ресторан.
В нижеследующей повести читатель переносится в вымышленное селение Босбрадо на диком северном побережье Корнуолла за бесплодными бодминскими пустошами. Сочетающий в себе черты нескольких реальных мест, Босбрадо, с его живописной таверной «Морворен» («Русалка»), изображен Тримейном и в романах «Ее месть» («The Vengeance of She», 1977) и «Морго воскресает!» («The Morgow Rises!», 1982), а также в рассказе «Голодная трава» («The Hungry Grass»).
Глава первая
Человек бежал по темной равнине, бежал, спасая свою жизнь. Темные грозовые облака неслись к западу по ночному небу с бледным кругом луны. Они летели все быстрее, сгущались, и ветер хлестал верхушки деревьев. Далеко внизу восточный горизонт выплюнул молнию, и в воздухе разнеслись раскаты грома. Ливень прерывисто хлестал по земле.
Вдали человек слышал низкий унылый вой гончей, выслеживающей дичь.
На мгновение он припал к мокрому гранитному валуну, задержался, хватая ртом воздух и пережидая ужасную боль в боку.