Френки и Майкл
Шрифт:
Рожденная для убийства, она всегда расстраивается при виде того, как чувства притупляют человеческие инстинкты.
Я решил, что теперь буду идти первым. Надо подождать, пока шериф придет в себя. Возможно, это произойдет лет через двадцать.
Третий помощник шерифа сидел на деревянном стуле, отделенный от нас низким столом с грудой бумаг на нем.
Его тело было изожрано гораздо сильнее, нежели останки тех, кого мы видели в остальных комнатах. Полип еще не успел достаточно насытиться,
На убитом уже не было серо-зеленой форменной рубашки. Ядовитая слизь растворила ее вместе с тканями тела. Белые ребра кривились вокруг сгорбленного позвоночника; кое-где на них еще оставались лохмотья внутренних органов. С забрызганных кровью брюк к полу свешивались кишки.
– Альварес, – вновь повторил шериф.
В его голосе более не было того ошеломления, которое он испытывал прежде. Он понял, что охранник убит, когда увидел первое тело, и успел немного подготовиться к тому, что увидел.
– Он был первый, на кого напал мозговой полип.
Я зашел за стол и наклонился над зарешеченным окном.
– Вот как он проник в здание; я вижу слизь между металлическими прутьями.
– Другие окна чистые, – бросила Франсуаз. – Это значит, что он еще здесь.
– Или нашел себе другую дорогу.
Камер было восемь, только четыре из них оказались заняты.
Вернее, теперь они тоже освободились.
Франсуаз обследовала металлические клетки одну за другой.
– Единственное, что здесь может нам повредить, – сказала она, – так это запах.
– Кем были двое других заключенных? – спросил я.
– Один перевозил наркотики, – ответил шериф. – Мы взяли его на границе с двумя фунтами неочищенного кокаина. Второй сидел за драку.
Франсуаз дотронулась кончиком сапога до белого скелета, лежавшего в луже булькающей слизи.
– Не стоило бедняжке распускать руки, – констатировала она.
У людей, запертых за холодными решетками камер, не оставалось ни единого шанса на спасение, когда слизистая масса перетекала через прутья, пожирая их одного за другим.
У тех, кого мы нашли первыми, была высосана только голова; таким путем полип добирался до человеческого мозга.
В начале своей трапезы он не был столь привередлив.
– Я думала, у арестованных отнимают пояса, чтобы они не повесились, – заметила Франсуаз, кивая на металлическую пряжку, лежавшую среди костей.
– Им уже это не грозит, – сказал я.
Франсуаз недобро взглянула на федерального шерифа.
Человек стоял в центре коридора и потерянно смотрел вокруг.
– Я должен был прислушаться к вашим словам, – прошептал он.
– Вот как, – сказала Франсуаз. – Тогда ответьте мне на один вопрос, шериф.
Он поднял глаза. Голос девушки стал безжалостным.
– Четыре человека,
Один из скелетов повис на прутьях решетки, словно все еще пытался звать на помощь распахнутыми челюстями.
Франсуаз пнула его ногой так, что он рассыпался.
– По-вашему, они не звали на помощь? Они не могли умереть все сразу, одновременно. Нет, они кричали и трясли двери – вот так.
Пальцы девушки сомкнулись на прутьях, и Франсуаз тряхнула решетку так, что едва не выворотила ее из петель.
Я поморщился от громкого лязгающего звука, который можно было расслышать, наверное, миль за сто.
– Заключенные кричат и зовут на помощь, – сказала девушка. – А двое полицейских за дверьми схватились за пушки, только когда им не хватило времени даже обделаться. Почему они не обратили внимание на крики?
Лицо шерифа было бледным, как у клоуна, обсыпанного пудрой.
И оно столь же мало вызывало смех.
– Я объясню, – процедила Франсуаз. – У вас здесь принято, чтобы заключенные кричали и звали на помощь. Вы бьете арестованных, я права?
Мускулы на лице шерифа напряглись, когда он отвечал.
– Мы здесь затем, чтобы следить за порядком, мисс Дюпон. И его не всегда удается добиться разговорами.
– Вы даже не пытались, – отрезала девушка.
– Не вам меня учить, – глухо ответил он.
Я осмотрел помещения камер. В них негде было спрятаться даже дурным помыслам.
– Мы должны идти дальше, – сказал я.
– Нет, – возразил шериф.
Глаза Франсуаз вспыхнули яростью, как бывает всегда, когда ей перечат.
Звенящая связка ключей, которыми моя партнерша открывала камеры, теперь вновь была в руках федерального шерифа. Быстрым движением он шагнул к дверце камеры, в которой находились мы с девушкой, и захлопнул ее.
– Не делайте глупостей, шериф, – предупредил я.
Замок щелкнул.
Франсуаз медленно выдохнула через стиснутые зубы.
Шериф распрямился, пряча в карман связку ключей. Его лицо блестело от мелких капелек пота; и не сгустившаяся к вечеру жара была тому причиной.
Его глаза блестели, когда он заговорил:
– Мне не нравится то, что здесь происходит. И я еще не знаю, не вы ли тому причиной.
Франсуаз усмехнулась.
– Скоро вы узнаете, шериф, – бросила она. – Но сможете рассказать об этом разве что могильным червям.
В правой руке шерифа тускло блеснуло оружие.
– Не вздумайте напасть на меня, – произнес он. – Я умею обращаться с этим.
– Вы совершаете ошибку, – предупредил я. В минуты, когда это необходимо, я могу блеснуть красноречием.