Фрирен – И даже умереть не успеть. Том 1
Шрифт:
Мы ждали подкрепление. Говорят, оно будет и из Империи, и с Юга. Тысячи людей.
Если изначально я был несколько зол на командира Вейла за то, что он перевёл меня, то погрузившись в работу с нынешними коллегами… уже подуспокоился. Да, на той базе у меня была репутация, какой-никакой авторитет и наработанная клиентская база. Да, были бы проблемы со столичными, но уж поставить себя даже при новой иерархии я бы смог без проблем.
Поразительная работоспособность.
Эмиль и Лиора — единственные алхимики в этой
Эмиль — словно закопчённый тигель, в котором кипит что-то нестабильное.
Он редко объяснял, что делает, и почти никогда — зачем… пока я не подобрал ключ к нему, начав задавать чёткие, выверенные вопросы, не сбивающие его из, казалось, почти постоянного состояния вдохновения.
Его лабораторные конструкции, заказываемые у местного кузнеца, порой выглядели как абсурд. Но всё работало. Это было… оказалось, что этот гений, осознав ограниченность местного инструментария сделал шаг вперёд, начав разрабатывать свой.
Осознав это — я вцепился в детали, пытаясь запомнить всё в постоянных предсонных трансах.
Он был… небрежен в деталях, но поразительно точен в результате. А в переработке провалов в удачи — почти пугающе быстр. Он не тратил ни мгновения на теорию, если можно было сразу перейти к практике. Всё, что имело значение — конечный эффект.
Записей он не вёл, казалось, принципиально. Я занялся этим сразу же. На это отреагировала только второй алхимик — напомнила о том, что эта информация не покидает лагеря. То, что я давал расписку о сохранении тайны.
Лиора — его полная противоположность. Строгая, методичная, собранная. Там, где Эмиль пробивался на почти нереальной алхимической интуиции — она вымеряла время реакций с точностью до секунд, записывала результаты, вела точнейший журнал наблюдений, доступа куда у меня не было.
Если Эмиль горел — она стабилизировала. Если он кидался в новую идею — она дорабатывала старые. Именно она чаще объясняла мне происходящее, но и её «объяснения» были сухими и чёткими. Понял — молодец. Нет? Можно спросить ещё раз или уточнить. Но, по ощущениям, лучше дальше не идти.
Между ними царило странное согласие. Не слаженность, как у хорошей пары бойцов, а скорее… баланс. Два полюса, из которых и рождалась система. Иногда — почти с боем. Эмиль вообще не имел социальных ограничений, применяя весь армейский лексикон оскорблений. Женщина на это не обращала внимания совсем, вычленяя из речи нужные части.
Подозреваю, у старшего алхимика есть какая-то… проблема с разумом. Хотя нет, скорее отклонение.
Недавно я стал свидетелем, как Лиора молча прервала один из экспериментов Эмиля — просто развернув потоки маны, исходящие из заклинания коллеги обратно и сжав вихрь магии до нуля. Он в ответ обматерил её с ног до головы, но возвращаться к той же работе
Такое происходило частенько.
Вспоминались при таких мыслях старые раздумья — про то, что самый сильный или хотя бы опасный маг должен быть немного не в себе. Адекватный человек может достичь высот, но вообразить что-то за ними — может только перешагнувший себя тем или иным методом разум.
Вот только и плата за этот шаг, если смотреть на едва способного к жизни вне алхимической сферы Эмиля, велика.
Не мой путь. Но крайне, крайне интересный.
Работать с ними было как ходить по канату: балансировать между шквалом идей и ледяной точностью. Но я понимал почему кроме этих двоих Генерал-маг никого и не приглашал. Это я, что называется, «напросился». И то, что за меня с чего-то просил командир тыловой базы ничего особо не меняло.
Почему всё так вышло Зигвольт так и не ответил.
В общем, повторюсь. Поразительная работоспособность. И полная — подчёркиваю, полная — самоотдача.
Мастер Эмиль и Мастер Лиора — буквально жили своей работой. Формального графика у нас не существовало: лаборатория не пустовала ни днём, ни ночью. Мы спали прямо на рабочем месте, иногда уходя в личные помещения.
Я сам, погрузившись в атмосферу, осознал, что выхожу лишь затем, чтобы умыться и поесть в столовой. Но иногда и этого не делали.
Мастер Эмиль и Мастер Лиора работали — и втянули меня — в то, что в будущем могут назвать «условно-боевой школой полевой алхимии». Они не просто подбирали местные реагенты или изобретали новые смеси — они переписывали базу, перестраивали саму логику применения алхимии в условиях фронта, под задачу облегчить, ускорить, усилить. Не заменить магов, нет. А дать не-магу шанс выжить, магам — сэкономить силы, инженерам — инструмент, разведчикам — преимущество.
Ведь почему не было полноценно боевой алхимии? Потому что есть маги — они банально эффективнее, посему это направление оттеняло все остальные. По той же причине тут не развились технологии, не появились в массовом обращении арбалеты (хотя, как оказалось, они всё же были изобретены) или тем более огнестрел, который по расчётам покажет себя едва удовлетворительно.
Первый опытный образец «гладкоствольной винтовки» у меня всё ещё пылиться в сундуке.
И вот, война начала двигать прогресс — прямо при моей жизни, перед моими глазами.
Работали мы, в сущности, над тремя направлениями. Точнее, даже двумя с половиной:
Первая — полезные фронтовые смеси.
Здесь шли параллельно два вектора:
Модифицированные яды — не столько для убийства, сколько для выведения из строя. Дымящиеся, парализующие, вызывающие временное ослепление, нарушающие равновесие. Эмиль увлекался этим особенно — он хотел «придумать смерть, которую не остановит никакой священник».