Фронтовое небо
Шрифт:
– Доклад будет слушать маршал Ворошилов, - предупредил комкор. Надеюсь, твои выкладки окажутся полезными и руководству авиационной промышленности, частям ВВС нашей армии...
Не скрою, меня охватило волнение. Одно дело - готовить самолеты к боевым действиям, организовывать обслуживание, ремонт авиационной техники, совсем другое - выступать с высокой трибуны. Но во время работы над непривычным и столь ответственным для меня заданием я не раз встречался с Яковом Владимировичем - он живо интересовался подготовкой доклада, давал ценные советы. Работа продвигалась успешно.
И
К 10.00 все приглашенные участники боев на Халхин-Голе собрались в штабе управления ВВС. Комкор Смушкевич посмотрел на меня, добродушно улыбнулся и вполголоса, чтоб никто не догадался, сообщил:
– Радуйся - доклада не будет. Пока не будет...
Забегая вперед, скажу: доклад мой все же состоялся - несколько позже. Увидев тогда многих видных военачальников, прославленных полководцев страны, я изрядно поволновался, но меня внимательно слушали все: и маршал Ворошилов, и руководители конструкторских бюро, специалисты авиационной промышленности. Почувствовав это, я приободрился, голос мой окреп, и доклад, вопреки напрасным тревогам, прошел весьма успешно. Запомнилось, что слушали меня с большим интересом и доброжелательностью, а после учтиво и вежливо задавали самые разнообразные вопросы по эксплуатации самолетов в боевых условиях. В таких-то делах мне было гораздо проще.
Народная война
На Дальнем Востоке. "Товарищи командиры, война!" Воронежский фронт. Рубежи Волховского. Полевые авиаремонтные мастерские. У стен древнего Новгорода. Один истребитель против 52 самолетов врага. С 1500 метров без парашюта... 3-й Прибалтийский. 2-й Белорусский. Победа!
В июне 1940 года меня назначили главным инженером ВВС Дальневосточного фронта. Командующий авиацией фронта А. С. Благовещенский принял меня радушно, приветливо. Я сразу заметил, что доброжелательность моего. начальника - не просто служебный долг, а прежде всего состояние его души.
– Рад вас видеть, Иван Андреевич, - веселым голосом встретил он меня, встал из-за стола и крепко пожал руку. - Рад, Иван Андреевич, что во главе инженерной службы Дальневосточного фронта будете вы. Ваш боевой опыт говорит о многом. Теперь мой "тыл" крепок.
Я почувствовал симпатию к этому стройному моложавому человеку и осмелел:
– Успел кто-то расхвалить меня. Честно скажу, неудобно...
– Неудобно! - все тем же веселым голосом упрекнул командующий. - Хотя и говорят, что худая слава по дорожке бежит, а добрая на печке лежит, - жизнь опровергает кое-какие каноны. - Усадив поближе к себе, Благовещенский стал знакомить меня с условиями работы в этом краю. - Авиационные полки и соединения разбросаны по громаднейшей территории Дальнего Востока. А что попали в этот прекрасный
Через час транспортный "Дуглас" нес меня над океаном с курсом на северо-восток. Внимательно следя за маршрутом, я летел знакомиться с "владениями" и невольно думал о разговоре с командующим. "Рекомендации... Хороши они или плохи с этической стороны? Сергей Денисов рекомендовал в Испанию, Евгений Птухин - в Монголию, Яков Смушкевич - на Север, опять он же с Григорием Кравченко - сюда вот. Так ведь не на лазурные берега, не в сторону от работы, а туда, где хлопотнее. Денисов, Кравченко, Смушкевич дважды Герои, у меня два ордена Ленина - высшая награда Родины. Такое по протекциям не выдается..."
Нет, не боялся я ни огня, ни вражеских атак, ни трудностей работы. Не стыдно было и за рекомендации боевых друзей. Да и новый командующий мне сразу понравился. Он летал на всех типах самолетов, что дислоцировались на территории обширного края. Среднего роста, легкий, подвижный, чем-то походил он на Григория Кравченко. К сожалению, служить нам вместе долго не довелось. Получив новое назначение, Благовещенский убыл из Хабаровска. А на замену ему приехал Александр Иванович Гусев.
От Бобруйска до Испании, от Халхин-Гола до Хабаровска мы вместе. "Это уж точно - судьба!" - весело заметил Гусев. Как знать, может, и действительно так.
* * *
Наступила пора холодных, пронизывающих до самих костей ветров. Стоянки самолетов заносило снегом, да так, что не было видно даже лопастей винтов. Они стояли под открытым небом: ангары отсутствовали вообще. И у личного состава полков много времени уходило на расчистку стоянок, рулежных дорожек, аэродромов.
Помнится, после почти двухнедельной снежной бури на одном из аэродромов я услышал такой разговор между техником и механиком самолета.
– Надо было начинать откапывать вот здесь, - сказал техник.
Механик запротестовал:
– Я хорошо помню, где стоял самолет...
Перелопатили горы снега, но безрезультатно. Только через неделю с обратной стороны помещения, где жили механики, самолет был найден. Оказывается, когда началась буря, истребитель сорвало с креплений и он покатился, пока не уперся в глухую стену общежития. Через несколько часов самолет замело полностью.
После этого случая мы с командующим упорно и настойчиво добивались средств на постройку ангаров, других помещений для ремонта и обслуживания техники. Нам отвечали, что вопрос рассматривается.
А шел уже 1941-й... На западе парадным шагом маршировали фашистские войска, подминая под собой народы и государства.
И вот тот день - 22 июня. Я хорошо помню его. Хабаровское время разниться с московским в семь часов, а с Брестом это расхождение доходит до одной трети суток. И в те часы, когда враг вероломно обрушился на нашу Родину, мы рыбачили на берегах Амура. В понедельник полетов не намечалось, технику только собирались готовить для тренировочной работы летного состава на вторник. Так что мы были свободны от всех забот полностью и наслаждались рыбалкой.