Фрося
Шрифт:
В один из таких погожих апрельских дней появился Семён.
Был он по-прежнему нежен к Фросе, приветлив к Андрейке, но по его внешнему виду
было видно, что он чем-то или расстроен или чувствует себя неважно.
На расспросы Фроси только грустно улыбался и отшучивался в ответ:
– Фросенька, душа моя, всё, как обычно, просто я печалюсь, что вынужден уехать по
делам на север, при том, на длительный срок.
– Сёма, а может быть можно как-то эту поездку
если хочешь, я с тобой поеду...
Душа Фроси не могла смириться со скорой разлукой, интуиция подсказывала, что здесь
что-то не так.
В присутствии Андрейки разговор получался комканным, Семён наклонился к уху Фроси:
– Любимая, обещаю, я последний раз уезжаю от тебя, вернусь и никуда от себя не
отпущу...
И с этими словами он надел на палец Фросе золотое кольцо с голубым камешком под цвет
её глаз.
Ошеломлённая женщина смотрела на свой палец, на котором блестело золотое колечко, а
слёзы готовы были дождём хлынуть из её глаз.
Семён поцеловал ей пальчик с кольцом и отвернулся.
С помощью Андрея в их времянку из необъятного ЗИСа он занёс какие-то сумки, свёртки,
мешки...
– и попросил пока ничего не распаковывать, потому что у него очень мало
времени, только попьёт чайку и в дорогу.
Фрося смотрела с недоверием на любимого мужчину - и без того худое лицо осунулось,
весёлость казалась наигранной, в ещё больше обозначенных еврейских печальных глазах,
застыла скорбь всего его гонимого народа.
Прежние стремительные движения стали какими-то суетливыми, он явно куда-то спешил
и явно у него было не всё благополучно.
Семён медленно пил горячий чай в прикуску с кусковым сахаром, поднимал глаза от
кружки и смотрел, смотрел на Фросю, но кроме обычной нежности в его глазах читалась
безграничная печаль, когда женщина встречалась с ним глазами, он их быстро опускал,
будто стеснялся или хотел что-то скрыть.
Фрося, глядя на него с возрастающим беспокойством, гнала от себя непрошенные мысли,
сердце женщины почему-то сжималось в груди в предчувствии чего-то нехорошего.
Она проводила его до машины и перед тем, как вскочить в кабину, Семён прижался к ней,
своим исхудавшим телом, прошептал, целуя в шею:
– Ты, самая лучшая женщина и человек из всех, кого я встречал в жизни...
Фрося не успела ничего ему сказать в ответ, машина уже сорвалась с места, а ей было, что
сказать...
Фрося ещё долго смотрела вслед умчавшемуся автомобилю, душу разрывало
предчувствие чего-то необратимого.
Ей не понравилось никак
Она не могла поверить в то, что он охладел к ней, да, она этого и не чувствовала, но что-то
или кто-то хотел разбить её такое хрупкое счастье.
Постояла немного на улице, подышала полной грудью, набирающим весеннюю силу
воздухом, вернулась в дом.
Там вовсю хозяйничал Андрей - везде по полу валялись распотрошённые сумки.
Сын кинулся к маме:
– Мам, мам посмотри, что для меня привёз дядя Семён...
Мальчишка восторженно крутил в руках разъёмные бамбуковые удочки, мечта всех
рыбаков, для многих просто не доступная.
На столе стояли коробочки с наборами крючков, блёсен, катушки с разной толщины
лесками, наборы поплавков и прочие неизвестные Фросе приспособления ценные для
рыболова, каким хотел стать её сын.
А тот уже примерял высокие резиновые сапоги, лихо завёрнутые сверху и брезентовую
куртку с капюшоном.
Таким счастливым сына Фрося не видела никогда в жизни, а у неё становилось всё
тяжелей и тяжелей на душе.
Она присоединилась к сыну и стала вытаскивать на свет из сумок и мешков новые и
новые подарки.
Многие из них были предназначенные ей - тут были кофточки, юбки, платья, чулки, носки
и боже, чего здесь только не было из женского нижнего и верхнего гардероба.
Она смотрела с восхищением на добротные ботиночки, осенние и летние туфли на
каблучке, таких нарядов она никогда не носила, такое она никогда и не видела, но почему
тоской сжимается сердце, почему непроизвольные слёзы текут, текут по щекам...
Андрей с восторженными восклицаниями, удивлённо извлекал и извлекал из мешков и
сумок на сей раз невиданные ими раньше банки с американской тушёнкой и
консервированной колбасой, рыбные консервы, мешочки с фасолью, горохом и разными
крупами.
Под конец Фрося развернула шикарное пальто из букле с чернобуркой, а к нему шапку с
лисьего меха.
Она стояла посередине комнаты обряжённая в пальто, шапку, ботиночки, гладила и
гладила руками дорогой материал и мех.
Волны благодарности и любви набегали на израненную душу, сталкиваясь с порывами
мыслей и вопросы жалили иголками: зачем, почему, за что?!...
Она так вошла в свои размышления, что сразу не заметила и не услышала, стоящего
напротив Андрейку, который держал в руках раскрытую, средних размеров кожаную
сумку.
В ней лежал завёрнутый в плотную бумагу пакет, а наверху конверт, на котором