Фуа-гра из топора

Донцова Дарья

Ксения никогда не скрывала от нас свое завещание. Мне полагался хороший кусок. Но до него – много лет ожидания. Мысль избавиться от Кауф взрастала в душе постепенно, она зрела, как зерно под солнцем, медленно оформлялась в четкий план. Надо было сделать все так, чтобы окружающие подумали: она покончила с собой. Но с чего бы ей счеты с жизнью сводить? Богатая, далеко не старая, успешная. Ни одной причины. Была б она больна… Вот так потихоньку и срослось.

Где я токсин взяла? Не скажу. Человек, который дал его мне, ни в чем не виноват. Пусть на мне цепь прервется. В общем, я Ксению травила. Подмешивала ей отраву в еду малыми порциями. Внушала Кауф: впереди паралич, слепота. Подсовывала ей статьи из Интернета о рассеянном

склерозе, который якобы развивался у нее. Фильм по телику специально включала. А затем яду чуток подбавляла. И добилась своего. Все по-моему вышло. Оставалось лишь завещанное получить, через полгода я могла стать свободной. И тишина, блаженная, как мягкое обволакивающее одеяло, окутает мою израненную душу, защитит ее от суеты и пустого бега на месте, убивающего меня, стирающего с лица земли безжалостной рукой провидения. Ведь я просто испуганная женщина, стоящая в растерянности и ужасе на краю бездны, смотрящей мне прямо в глаза. Это я вложила в руку Ксюши упаковку со снотворным. Да, пилюли она проглотила сама, но я ее убила.

Сначала я очень радовалась. Потом стало страшно. Ксюша снилась мне по ночам. Плакала. Укоряла. Спрашивала: зачем ты лишила меня жизни? Вместо счастья получился ад. Душа моя горит, словно тонкий прутик в пламени, и это не ясный, чистый огонь, а черное пламя сатаны, испускающее смрад, удушающее чадом раскаянья, вызывающее слезы сожаления и горестного понимания: я отняла у доверявшего мне человека самое дорогое – жизнь. И сейчас, молясь на коленях, я уже не могу ее вернуть, сделанного не исправить. Остается лишь самой шагнуть за черту, отделяющую мир живых от мира мертвых, и отдать мрачному Харону монету, выскальзывающую из слабых пальцев преступных рук. Все воды Аравии не смоют кровь с них.

Я пошла к сыщикам, показала им анализ крови Ксюши. Кто его мне сделал, опять же не скажу. Этот человек ни в чем не виноват. Зачем я пошла в лабораторию? По какой причине мне понадобилось доказательство того, что Кауф травили токсином? Была одна идея: я хотела перевести стрелки на Владимира, представить его убийцей жены, тогда б мне досталось больше денег…

Но я переоценила свои силы. Я отняла жизнь у Ксении Кауф, довела ее до суицида. Я преступница. Подписываю эту бумагу, находясь в твердом уме и здравой памяти, на глазах у свидетеля Никиты Семеновича Трофимова. Он живет в поселке «Лебедь», его все знают. Прекратите расследование. Убийца наказана. Она в Волчьей яме. Так мне и надо. Ванда Комиссарова».

Я оторвалась от чтения и услышала тихое покашливание. Незаметно для меня Виктор Леонидович успел войти в кабинет и сесть за стол.

– Жуткое письмишко, – поежился полицейский. – Такие редко оставляют, обычно коротенечко излагают суть вопроса, и все. А тут целый Достоевский. Видно, крепко Ванду на тот свет тянуло, раз в воду сигать не передумала, пока это послание сочиняла.

– Почему Комиссарова упомянула, что ставит подпись на глазах у Трофимова? – спросила я.

Виктор Леонидович нахмурился.

– Неужели я не сказал? Никита, как всегда, на своей вышке балбесничал, в экраны пялился. Вдруг видит – ба, Ванда. Она на пне сидела, бумагу строчила, потом подписалась на его глазах и сиганула с обрыва. У Трофимова есть видео с суицидом, и он мне предложил переслать файл. Да только у нас Интернета уже пять дней нет. Тут новый поселок строят, бульдозер кабель перебил, и когда починят, неизвестно.

Глава 15

Дом Трофимова, обнесенный средневековым мощным забором, выглядел как настоящая крепость. Сходство с цитаделью придавали зданию темно-серый облицовочный камень и четыре башенки по углам. Но, в отличие от феодалов, которых о приближении незваных гостей оповещал дозорный, тосковавший на крыше, у бывшего бандита имелось современное оборудование. Не успела я подойти к двери, как на филенке вспыхнул сине-голубой луч. Он пробежался

по моему лицу, и раздался приятный баритон:

– Входите, Татьяна Сергеева.

Дверь плавно отъехала в сторону, и я очутилась в круглом холле, стены которого представляли собой аквариум с морскими рыбами. Я огляделась в поисках зеркала, не обнаружила оного, одернула юбку и подошла к одному аквариуму. Нечто большое, странное, похожее на плоскую тарелку, медленно проплывало между кораллами.

– Его зовут Карл, – произнес все тот же голос.

Я быстро обернулась. В только что пустом помещении теперь стояло инвалидное кресло, снабженное небольшим столиком, в кресле сидел симпатичный мужчина лет сорока пяти. Несмотря на теплый апрель, на хозяине необычного дома был красный пуловер из кашемира.

– Надеюсь, не напугал вас, Татьяна? – спросил он. – Не собирался подкрадываться, просто моя машина ездит бесшумно.

– Меня трудно заставить нервничать, – улыбнулась я. – А кто такой Карл?

– Черепаха, трионикс, – пояснил владелец «рыцарского замка». – Иногда еще данный вид именуют трионикс злой. Карл мой друг, но вряд ли это понимает, и погладить я его не решусь, потому что могу получить пребольной укус. Карл живет здесь восемь лет, и он совсем не глуп. Смотрите…

Трофимов плавно поехал к дверям, ведущим в жилые помещения, взял со стоявшего невдалеке стола банку, пинцет и двинулся к тому месту аквариума, откуда торчало нечто вроде небольшой полочки. Карл застыл, потом быстро переплыл туда, где остановился Никита, завис перпендикулярно дну и энергично заработал четырьмя лапами-ластами. Трофимов выудил пинцетом несколько сушеных рыбок размером с мой мизинец, положил их на выступающую часть «полки» и сделал быстрое движение рукой. На короткое мгновение подставка скрылась внутри аквариума, потом высунулась назад. Рыбы начали медленно опускаться на дно. Карл схватил сначала одну, потом вторую и слопал угощенье, прежде чем я успела воскликнуть:

– Ой, какой проворный!

– Хитрюга сразу понял, что я его угостить решил, – засмеялся Никита. – Конечно, это не любимая им сырая печень и не креветки, но все же лакомство. Ну что, Татьяна Сергеева, вас интересует, что я видел на берегу Волчьей ямы? Правильно угадал?

– Я могла бы удивиться вашей прозорливости и спросить, откуда вы знаете мои имя и фамилию, но предположу, что вас просветил местный Шерлок Холмс, – произнесла я, не ответив на вопрос.

– Никитин? Нет, он меня терпеть не может, считает бандитом, пострадавшим во время налета на банк, – усмехнулся Никита. – Готов спорить, он вам, Татьяна Сергеева, успел рассказать о плохом сыне хороших родителей.

– Про налет на банк ни слова не проронил, – заверила я его.

Лицо Трофимова расплылось в улыбке.

– Милый Виктор Леонидович… В его сознании крепко укоренилась мысль: если у человека есть деньги, то он их украл, и надо вора поймать, капитал отнять, отдать государству. Никитин до идиотизма честен, и если клад миллионный найдет, себе ни копейки не возьмет, все в казну оттащит. Пройдемте в кабинет.

Я хотела двинуться за мгновенно развернувшимся креслом, но тут из глубины дома вышла полная женщина примерно моих лет, одетая как пятилетняя девочка в голубое платье с завышенной талией, белые гольфы и лаковые черные туфельки. Сходство с детсадовкой ей еще придавали яркие розовые заколки, которые держали красивые волнистые светло-каштановые волосы.

– Кит, – радостно закричала она, – Маффин покакал! Целую кучу! Я ему поставила клизму, как дядя Паша учил, и получилось.

– Молодец, Рита, – похвалил сестру Трофимов. – Учись прилежно, и Павел разрешит тебе делать животным уколы.

– Я тренируюсь, – сказала Маргарита, – на подушках. А кто к нам пришел?

– Татьяна Сергеева, – представил меня хозяин, – а это Ритуля. Ну, вы о ней от Никитина небось уже слышали. Моя сестра очень любит животных и помогает ветеринару в клинике.