Фулгрим

Макнилл Грэм

Девятнадцатый атолл стал первым из множества плацдармов, сооруженных Детьми Им-ператора, прежде чем завоевание Лаерана было доведено до конца.

Под предлогом усталости Серина вернулась в свои покои, но Остиан решил остаться на обзорной палубе, чтобы посмотреть на планету еще немного. Красота Лаерана только уси-ливалась, и монолог Серины о пейзажах иных миров зажег какую-то страсть в скульпторе, о которой он и не подозревал. Стоять на поверхности чужого мира под иным солнцем и чувствовать веяние ветра с далеких континентов – все это

вызывало опьяняющее возбуж-дение, и Остиан страстно желал, нет, даже жаждал, увидеть поверхность Лаерана.

Делафур попытался вообразить линию горизонта планеты, невыразительную кривую бес-конечной синевы, полной бесконечных глубин и мелководий, едва прикрытых тонкой по-лоской воды. Какими же формами жизни могут кишеть ее глубины? Какая же катастрофа постигла погибшую цивилизацию планеты, которая подверглась погружению на глубину в несколько тысяч метров?

Как коренной житель Терры, мира, чьи океаны давно выкипели в ходе войн древности или в результате экологических катастроф, Остиан считал мысль о мире без единого клочка суши крайне трудной для восприятия.

– На что вы смотрите? – прозвучал чей-то голос у его уха.

Остиан поспешил скрыть свое удивление и, повернувшись, увидел стоящую перед ним Беку Кинска(?), чьи голубые волосы были плотно собраны на макушке в замысловатое плетение, на сооружение которого, как догадывался Остиан, ушло немало времени.

Она плотоядно ему улыбнулась. Остиан предположил, что ее платье с алым поясом долж-но было выглядеть менее формальным, чем ее обычные концертные облачения, но всем бы показалось, что она только вышла из одного из мериканских танцевальных залов.

– Здравствуйте, миссис Кинска – сказал Остиан так нейтрально, как смог.

– Ах, пожалуйста, зови меня Бек, как все мои друзья - сказала Бека, обхватив своей рукой руку скульптора и повернув его обратно к окну обзорной палубы. Аромат ее духов был ошеломляющим, и приторный запах яблок засел у Делафура в глотке. Перед ее платья бы-ла скандально низким, и Остиан вспотел, когда понял, что он уставился на едва прикры-тые выпуклости ее грудей.

Он поднял свой взор и увидел, как Бека пристально смотрит прямо на него, и теплота прилила к его щекам, когда он понял, что она, без сомнения, заметила, куда был направ-лен его взгляд.

– Я – ээ – извиняюсь, я….

– Тише, дружок, все нормально – успокаивала Бека, с игривой улыбкой, которая совсем его не убедила в этом.

– Ничего плохого в этом нет… мы ведь взрослые люди.

Он остановил свой взгляд на медленно вращающейся планете внизу, стараясь зафиксиро-вать свое внимание на водоворотах океана и на темных кляксах атмосферных бурь, и то-гда она наклонилась ближе к нему и сказала:

– Должна признать, что я нахожу зрелище войны довольно… волнующим, не так ли? За-ставляет бежать быстрее кровь и разжигает желание своей чистой брутальностью. Тебе так не кажется, Остиан?

– Эмм, … не могу сказать, что я размышлял об этом в таком ключе…

–

Чепуха, естественно ты думал – резко ответила Бека – ты не мужчина, если мысли о вой-не не пробуждают в тебе зверя. Какой же человек не ощущает, как кровь переполняет все его члены при подобных мыслях? Мне не стыдно признаться: только одна мысль о громе орудий и грохоте рукопашной возбуждает меня, если ты понимаешь, что я имею в виду.

– Я совсем в этом не уверен – прошептал Остиан, хотя он прекрасно понимал, на что она намекала. Бека игриво стукнула кулачком свободной руки по руке Делафура, и сказала:

– Не будь таким бестолковым, Остиан, я этого не потерплю. Плохой же ты кавалер, если ты меня так дразнишь.

– Дразнить тебя? – удивился скульптор – Я, я не зна-

– Ты отлично понял, что я имела в виду, - сказала Бека, высвободив руку и повернувшись на каблуках в его сторону. Я ХОЧУ тебя, прямо здесь и сейчас!

– ЧТО?

– Ну не будь таким ханжой, Остиан, ты что, совсем лишен чувственности? Ты разве не слышал мою музыку?

– Да, но…

– Никаких но, Остиан, - сказала Бека, ткнув в грудь бедного скульптора длинным накра-шенным ногтем и прижав его к стеклу.

– Тело это тюрьма для души до тех пор, пока все пять чувств не будут освобождены. Ос-вободи их и врата клетки откроются. Я всегда считала секс, затрагивающий все пять чувств, особенно мистическим времяпрепровождением.

– Нет! – прокричал Остиан, вывернувшись из ее хватки.

Бека сделала шаг к нему, но он отступил, вытянув руки перед собой. Его тело задрожало лишь от одной мысли возможного существования в качестве новой игрушки Беки Кинска, и Остиан только мотал головой, когда она надвигалась на него.

– Ах, перестань быть глупеньким мальчиком, Остиан – сказала она, - я ведь не собираюсь причинять тебе боль. Ну, разве ты сам меня об этом попросишь.

– Нет, это совсем не то – выдохнул Остиан – Это лишь ….

– Лишь что? – спросила Бека, и Делафур заметил искреннее замешательство. Видимо, ни-кто ей до сих пор не отказывал; Остиан пытался придумать такой ответ на ее вопрос, ко-торый бы ее не задел, но его разум был таким же девственно чистым, как мрамор в его мастерской.

– Просто… мне нужно уйти! – ответил он, чувствуя досаду за такой жалкий ответ и прези-рая себя как нечто жалкое и вечно хнычущее.

– Я должен встретить Серину, я и она… у нас назначено свидание.

– Эту художницу? Вы что, любовники?

– Нет, нет, нет – сказал поспешно Остиан, - Я… да, именно так. Мы очень любим друг друга.

Бека надула губы и скрестила руки на груди, словно всем телом показывая скульптору, что он теперь для нее не лучше отбросов из сточной канавы.

Он было начал что-то говорить, как она оборвала его, сказав:

– Нет, ты МОЖЕШЬ теперь идти, мы завершили наш разговор.

Не зная, что еще можно было бы сказать, Остиан Делафур смиренно повиновался и поки-нул обзорную палубу.