Футбол без цензуры. Автобиография в записи Игоря Рабинера
Шрифт:
Я оказался в сборной уже в другое время. На Евро платили за каждое очко, и достаточно щедро. Ничего не изменилось и после того, как мы досрочно, после второго матча, вылетели. Ну и правильно: после драки кулаками не машут. На берегу договорились – надо выполнять. А вот если бы после двух поражений нам сказали: нет, мол, ребята, условия переигрываются, – всякое могло бы начаться.
С Грецией почему еще так прилично сыграли – премиальные-то за победу никто не отменял. Лично я (а мы с Аленичевым оказались единственными в команде, кто провел на поле все три матча по 90 минут) получил за
Нам рассказывали, что за Европу денег всегда игрокам дают больше, чем за мир. По крайней мере, так было раньше, когда на чемпионатах Европы играло шестнадцать команд (теперь-то – двадцать четыре), а на мировых первенствах – тридцать две. Деньги командам-участницам от УЕФА делятся на меньшее число команд, чем от ФИФА, вот и получается большая сумма.
Что происходило в обратном самолете из Фару в Москву, не знаю, потому что остался в Португалии. В Лиссабоне у Овчинникова дом был, и мы с женами и друзьями еще дней пять там провели. Отдыхали, смотрели футбол, общались с болельщиками. Ездили к знаменитому поклоннику «Бенфики», который ни один выезд «орлов» не пропускает. У него есть популярный ресторан, и каждый игрок, выступавший когда-либо за «Бенфику», может туда хоть каждый день ходить – с него и его гостей денег не возьмут. Овчинникова узнали, конечно, и мы бесплатно отобедали. Сам хозяин, бородач лет шестидесяти, с нами сел, рассказывал о выездах в Советский Союз в 80-е годы…
А еще там под мостом через реку Тежу есть набережная с рыбными ресторанами, дискотеками и другими развлечениями. В один из дней пришли в ресторан и сидели там до вечера. Матчи разные смотрели вместе с болельщиками. В какой-то момент поймал себя на мысли, что стою у экрана, а рядом со мной человек пять-шесть – и все разных национальностей, в разных футболках. Англичанин, чех, португалец, испанец…
И я с ними со всеми разговариваю. Знаю только русский язык – но и я их понимаю, и они меня. Какое же классное ощущение! Только тогда я и почувствовал по-настоящему, что такое чемпионат Европы. Разумеется, меня никто не узнал. С какой стати узнавать-то? Кто я такой? А наших болельщиков там не было.
У меня нет четкого и однозначного объяснения, почему у нас не получилось на Европе. Но факт, что ехали в Португалию мы с одними эмоциями, были сплочены. А уже на месте ощущение, что все связаны одной целью, куда-то делось. Нет, внутри команды не было никакой вражды, группировок, конфликтов. Помню, после первой игры сели в номере то ли у Лоськова, то ли у Гусева, обсуждали прошедший матч. То есть не было игрокам все равно. Но такого, чтобы умирали друг за друга, за команду, за страну – не было. В отличие от матча в Уэльсе. Хотя на таком турнире – должно быть…
И сам я надеялся, что сыграю не хуже, чем в Кардиффе. Но что-то помешало. А может, на Европе не нашлось человека, который так бы меня разъярил, как Райан Гиггз…
Новый отборочный цикл начали домашней ничьей со Словакией. При 1:0 в нашу пользу мой
Однажды мне во время интервью корреспондент сообщил, что я разгневал… Путина. Я немного в шоке был – не знаю уж, правда это или нет. Вроде как в сборной резинку во время исполнения гимна жевал, и меня крупным планом показали. Якобы президент увидел это по телевизору, позвонил главе Олимпийского комитета Тягачеву, тот – Колоскову, который обо всем и рассказал журналистам. Ну, жевал, что с того? Важно не то, как ты себя ведешь, а что делаешь для страны.
Гимн не пел – это правда. Потому что новых слов не знал. Вот старый, советский, еще со школы отлично помню. По сей день. «Союз нерушимый республик свободных…»
Но вот на что президент действительно мог разгневаться – кстати, говорят, так и произошло – на 1:7 от Португалии осенью 2004-го. Тогда суперпопулярным был фильм «Ночной дозор», и по аналогии ту игру, которая проходила поздним вечером, у нас все назвали «Ночным позором». Так оно и было, позор – правильная характеристика. Причем когда Аршавин при 0:3 забил, мы еще надеялись отыграться. Но в середине тайма Криштиану Роналду забил четвертый – и все стало понятно. Еще три мяча в последние десять минут получили.
Иногда один эпизод может предопределить весь ход игры. При счете 0:0 португальцы атаковали, и в какой-то момент судья на линии флажок поднял. И я, и другие ребята остановились: вне игры же, и все это видят! Не остановился только Паулета – и забил. Смотрим на лайнсмена – а он флажок уже опустил. И ничего не докажешь.
Перед той игрой на установке Ярцев твердил: «Не давайте бить! Встречайте плотнее перед штрафной!» А в итоге нам пять мячей из семи как раз из-за штрафной и прилетело. Вот как тут можно тренера обвинять, если он все предвидел и специально наше внимание на это перед игрой обратил? А у португальцев буквально все влетало по девяткам.
А в перерыве, при счете 0:3, Ярцев отозвал меня в туалет и говорит: «Они чего, сдают?!» – «Да ладно, Георгий Саныч! Кто – они?» – «Ну я говорил двум центральным защитникам перед игрой, чтобы встречали! А они вместо этого отступают, и те бьют без сопротивления». – «Да никто не сдает». Сейчас, будучи тренером, могу представить себе эмоциональное состояние Георгия Александровича, когда в наши ворота все эти мячи влетали. Ты на установке говоришь, предупреждаешь – а в итоге это самое и случается.
Лично я заметил, что Ярцев ушел в раздевалку, не дожидаясь конца игры. Я как раз по тренерской бровке бегал, поэтому увидел. Немного удивился, конечно. Сам он потом в интервью говорил, что ему плохо стало, но думаю, что Саныч просто на нас обиделся – как раз из-за невыполнения установки. Но по раздевалке ничего не летало, и вообще царило полное молчание. Ярцев, как и Романцев, сразу после игр никогда разборов не устраивал, особенно если проигрывали. Все правильно: когда игроки в таком эмоциональном состоянии, произойти может что угодно.